Scarlet Sails: «Этот альбом заставил каждого из нас выйти из зоны комфорта»

С Ольгой и Брайаном мы встречаемся в уютном Imagine Cafe. На календаре 2 января, но ребята едва могут перевести дух — весь декабрь они работали в студии в Нью-Йорке, записывая материал для дебютного альбома, накануне праздников прилетели в Москву и отыграли первое шоу в России как Scarlet Sails в новогоднюю ночь здесь, в Imagine Cafe, а затем выступили ещё в одном клубе, и только теперь могут действительно расслабиться и поразмышлять о том, какое невероятное путешествие они совершили за эти несколько недель.

Мы не вылезали из студии 12 или 13 дней. С нами были басист Джесс Крэкоу, который играл ещё на нашем первом мини-альбоме прошлой весной, и новый гитарист Марк Кохут. За год мы сменили нескольких гитаристов, так что бесконечно рады, что нашли Марка. У нас была замечательная студия в Бруклине, к нам приходили друзья, с которыми мы записывали бэк-вокал, работа шла в высоком темпе, мы постоянно что-то придумывали, пробовали… Думаю, благодаря этому пластинка в итоге получилась богатой по звучанию. На ней можно услышать и хард-рок, и фанк, и роскошные объёмные аранжировки в духе Radiohead, и эмбиент-рок. Словом, сплошная эклектика. Но всё вместе звучит очень круто! Наш звукорежиссёр Дико Шотурма проделал просто потрясающую работу. Скажу на полном серьёзе: это, пожалуй, сама профессиональная запись и звук из всего, что я когда-либо делал, включая работу в The Dresden Dolls. Это тем более удивительно, что нашей группе всего год. Я действительно горжусь результатом.

Единственная песня, в которой можно услышать разве что оттенок кабаре — это I Don’t Wanna Satisfy You, отчасти потому что в ней много русского. Вообще же, я воспринимаю кабаре скорее как нечто французское или немецкое, что-то в духе Лайзы Миннелли. Но мне кажется, что такого у Scarlet Sails нет в принципе. Зато нам присуща театральность, такая, ближе к глэм-року. В наших песнях можно почувствовать сиюминутность, близость, в отличие от тем кабаре, которые держат зрителя на расстоянии.

Перед тем, как записать ЕР, мы выступили всего два раза, но после года в туре с потрясающими музыкантами нашли наш звук, и это радует больше всего. Так что когда мы занялись альбомом, было даже интересно, что получится. Много времени занял пре-продакшн. Мы собирались на репетиционной точке и экспериментировали со стилями, звучанием и так далее.

ЕР мы записали очень быстро, это было что-то в духе: “У нас есть пять песен, давайте соединим их в плейлист и сыграем живьём”. А тут мы три месяца работали над песнями перед тем, как пойти в студию, и ещё много чего добавили уже в процессе записи. Здорово наблюдать, как песни начинают жить собственной жизнью. Ты пишешь что-то, у тебя есть видение того, что должно получиться, потом музыканты привносят в трек что-то своё, а затем вы приходите на студию, и ты понимаешь, что песня вообще звучит иначе, и воспринимаешь ты её тоже совсем по-другому, и музыка развивается по своим законам.

Когда мы исполняли новый материал в туре, нам то и дело говорили: “О, это у вас похоже на Queen, а это — на Radiohead”. Глупо отрицать, в нас есть все эти влияния, но нашей целью было создать на их основе нечто большее. Некоторые, конечно, пытаются повесить на нас ярлык глэм-группы, что также абсолютно неверно. Да, нам нравится Боуи и другие группы этого направления, но и множество другой музыки тоже.

В то же время альбом звучит очень живо. Всё дело в том, как мы записывали треки. Большая часть ударных была записана с первого раза. Another Chance и несколько других песен, например Ready Or Not, тоже были записаны с первого дубля, без каких-либо правок. Получился живой, тяжёлый, грязный звук. К тому же ударные и бас писались вместе. У нас не было задачи добиться совершенства, главное — сохранить эмоции и силу, поймать энергию каждой песни.

Ещё одна немаловажная деталь: мы продюсировали альбом сами, поэтому никто не диктовал нам, что делать. У нас была полная свобода творчества, мы делали то, что считали правильным. Иногда помогала интуиция. Кстати, для Оли это был совершенно новый опыт, потому что все наши песни очень отличаются в вокальном подходе от того, к чему она привыкла. А наш гитарист Марк работал во многих группах, но нигде ему не приходилось выдумывать что-то прямо на месте. Он любит подолгу сидеть над своими партиями, репетирует дома один. А тут он чуть с ума не сошёл, потому что мы то и дело просили его пробовать что-то новое.

Но, надо сказать, он справился прекрасно. И это было классно: каждому из нас пришлось выйти из зоны комфорта. На концертах мы обычно уверены в том, что делаем, исполняем более или менее проверенные и отработанные вещи, но тут хотелось показать нечто большее. Всё происходило очень естественно. И мне кажется, эти жажда и спонтанность отразились на песнях.

Как я пишу песни? Ну, я пишу музыку, чаще всего на пианино, но иногда и на гитаре… Я ходила в музыкальную школу в Москве по классу фортепиано, но игре на гитаре училась сама, так что я не слишком крутой гитарист, но кое-что сыграть могу (смеётся). Так вот, я пишу музыку, потом текст, прихожу с этим всем к Брайану, и мы начинаем импровизировать, that’s the base.

Вообще, я всегда любила музыку, но долгое время она оставалась для меня далёкой мечтой. Лет десять назад, когда ещё жила в Москве, пришла на концерт, и меня так захватила музыка, что я подумала, что не только хочу, но и могу делать что-то подобное. При этом я жила обыкновенной жизнью: сначала ходила в школу, потом училась в университете и работала в пиаре. Параллельно занималась фотографией и брала уроки вокала. В какой-то момент просто поняла, что музыка — это то, чем я хочу заниматься, и решила дать себе шанс попробовать сделать что-то в этой сфере. В итоге я поехала в Нью-Йорк на пару месяцев – подтянуть английский и пропитаться этой культурой: походить в джазовые клубы, послушать госпел в церквях…

Когда я приехала, всё настолько быстро закрутилось, что у меня не было сомнений: всё происходит правильно. Мой первый преподаватель по вокалу Энтони выступал на одной сцене с Фрэнком Синатрой, а второй учитель, Крейг Дэрри, был больше из мира r’n’b и соула и работал с такими учениками, как Кэти Пэри, Максвелл, Джон Ледженд, Алишия Киз… Для меня это было нечто невероятное, потому что я помню, как в 11 лет впервые услышала песни Киз по радио — тогда я не могла и мечтать, что когда-нибудь меня будет учить петь тот же человек, что и её. Мой нынешний преподаватель работал буквально со всеми, среди его учеников Уитни Хьюстон, Кристина Агилера, Леди Гага, Джон Бон Джови, Боно, Эксел Роуз, Пи Джей Харви… Он абсолютно потрясающий!

В общем, я поняла, что Нью-Йорк полон возможностей, и там есть огромное количество музыкантов, творческих людей, с которыми можно поработать и что-то сделать вместе, и решила остаться: подала документы в местную школу, чтобы остаться ещё на год учиться и брать уроки вокала. А потом я встретила Брайана…

Я к тому времени переиграл во всех группах, каких только можно, провёл год в Германии, и там у меня появилось такое чувство, что всё развитие застопорилось. Я размышлял, почему так трудно делать группу, найти людей, которые действительно хотят развиваться в музыке. Я решил, может быть, я занимаюсь не тем делом. Поэтому я забил на всё, решил: “ОК, жизнь, делай со мной что хочешь”. Для меня это предельно необычно, потому что я всегда был нацелен работать, работать, делать больше и больше, жить по принципу “не потрудишься — ничего не получишь”.

Абсолютный DIY: я был убеждён, что моя жизнь зависит только от меня, что нужно брать быка за рога и всё такое. Но через какое-то время такой принцип меня подвёл. Это работало с The Dresden Dolls, но со всеми другими что-то постоянно было не так. Я был совершенно потерян, разочарован в музыке и своих решениях. Думал, может со мной что-то не так, я выбираю не тех людей, принимаю неправильные решения?

В какой-то момент я даже был готов совсем бросить музыку! Однажды сделал кофейный столик и поставил у себя дома. Он был из необычной древесины, ко мне приходили гости и говорили: “О, какой классный столик!” И я подумал, что в случае чего, могу делать кофейные столики и другую мебель. Насколько дней даже обдумывал, какое мне нужно дерево, инструменты, но потом понял: нет, я не хочу сворачивать с курса, не хочу предавать себя и своё дело только из-за того, что сейчас мне слишком тяжело. Я понял, что обману себя, если попытаюсь променять дело всей жизни на что-то более комфортное. Так что я решил: к чертям, если мне суждено сдохнуть голодным бродягой, пусть! Но я не буду вихлять, потому что самая ужасная смерть — это смерть личности, сдаться просто потому, что стало слишком трудно. И вот в один июньский вечер я пошёл на трибьют-шоу Black Flag, прыгал там в толпе, орал свои любимые песни и… увидел Олю.

Мы познакомились, поболтали, и в тот вечер меня поразило странное чувство, что-то вроде узнавания душ. Когда ты видишь человека и не просто думаешь, что он симпатичный и стоило бы познакомиться поближе, а чувствуешь, что должен быть с ним и сам не понимаешь почему. Так вот, на следующий день я вновь нашёл её и спросил: “Слушай, а чем ты вообще занимаешься?”. Представь, насколько я был удивлен, узнав, что Оля пишет песни.

При этом честно скажу, что на тот момент даже не слышала о такой группе, как Dresden Dolls. Я больше увлекалась брит-роком, так что понятия не имела, что Брайан — известный барабанщик. Для меня это был просто парень, музыкант, с которым можно было делать музыку и который меня понимал и чувствовал.