15 цитат Стивена Уилсона

Мне нравится, когда музыка интересна и заставляет размышлять, мне нравится полиритмия в музыке. Мне нравятся вещи с нестандартными подходами к стандартному такту 4/4 (четыре четверти), мне нравятся вещи в такте 5/4 (пять четвертей) и так далее.

Я сочиняю для того, чтобы делиться своей музыкой с другими. Думаю, это нечто естественное для человеческой природы, когда ты создаешь нечто, во что веришь, в этом всегда есть естественное желание поделиться с людьми, которые испытывают схожие с тобой чувства. Не все, конечно, но многие, кто занимается, например, живописью, естественно, хотят устроить выставку своих работ, — если ты художник; снять фильм и выпустить его в широкий прокат, — если ты режиссер, а также продать как можно больше экземпляров твоего альбома, — если ты музыкант.

Вообще-то вот во что я верю: как только у тебя появляются поклонники, которых можно назвать «верными», неважно, тысяча это человек, или несколько тысяч, — в таком положении неважно, что ты делаешь, всегда найдется несколько человек, которые будут разочарованы. Причиной тому является то, что большинство людей, не все, но очень многие, никогда не полюбят новый альбом музыканта, который им нравится, так же искренне, как тот альбом, с которым началось их знакомство с творчеством этого артиста, или с определенным периодом в творчестве.

Одной из причин, почему мы впадаем в депрессию и чувствуем себя несчастными в определенные моменты жизни, является осознание того, что наше пребывание здесь весьма ограничено во времени. Я верю, что мы единственный вид на земле, кто осознаёт свою смертность. Никто не сможет доказать мне, что моя маленькая собачка, например, знает, что однажды она умрет, и это прекрасно для неё, поскольку это означает, что каждый день не измеряется вопросами: Чего я достиг? Счастлив ли я? Встретил ли я ту самую девушку? Должны ли у меня быть дети? Не должно ли у меня быть детей? Достаточно ли поздно что-то менять? Да-де-да-де-да-деда… И все это, в конце концов, делает нас несчастными.

Одним из преимуществ быть творческой личностью является то, что можно излить все эти несчастные случаи, презрение, злобу, меланхолию и депрессию в песнях. И я как раз занимаюсь этим. Следовательно, моя музыка дает представление о том, кто я, и это я, но не весь, а только часть меня, которую ты слышишь в музыке, потому что, отбросив эту слабую часть меня, моя другая часть может преодолеть эти трудности в моей личной жизни.

Я всегда старался писать свои тексты так хорошо, как только я могу. Но часто бывает, что я сочиняю нечто, что мне самому кажется очень красивым. Я стараюсь писать мои тексты песен настолько хорошо, насколько я могу. Часто бывает, что я пишу нечто, что мне кажется очень красивым – но когда я пытаюсь спеть этот текст, он звучит нелепо, слишком литературно, слишком многословно, слишком интеллектуально, и мне приходится упрощать его до нормального текста поп-песни.

Моя жизнь строится как сезонный цикл. Полгода я сижу в полном одиночестве, с гитарой и пианино, и пытаюсь что-то написать. Следующие шесть месяцев я провожу в студии с пятью-шестью музыкантами, записывая альбом. И еще полгода я провожу в туре, встречая каждый день новых людей, и каждый вечер оказываясь в компании тысячной аудитории. А потом цикл начинается заново, и я вновь оказываюсь в полном одиночестве. И мне очень нравится эта смена времен года. Я бы не хотел всю жизнь проводить в студии, и не хотел бы всю жизнь проводить в дороге, но как прекрасно, когда эти разные опыты все время чередуются.

Я люблю кино так же сильно, как музыку, я рос на фильмах Стенли Кубрика, Дэвида Линча, мне нравится Тарковский. Я люблю людей, которые делают странные, умные, красивые, поэтические фильмы. Я бы с удовольствием написал музыку к чему-нибудь вроде «Побудь в моей шкуре» Джонатана Глэйзера. Там замечательный саундтрек, но я бы хотел написать что-нибудь подобное.

В 1970-е, в 1980-е, даже в 1990-е музыка для молодых людей была чем-то, что определяло их индивидуальность, их отличие от родителей. Поп-музыка была мощнейшим средством понять, кто мы такие, когда приходил момент взбунтоваться против предыдущего поколения, понять свою инаковость, она помогала сделать выбор: ты – панк, ты — металлист, ты – гранж, ты – диджей.

Я слушаю множество новой музыки и способен восхищаться ей, но она не так связана с ощущением настоящего момента, как то, что я слушал в 15 или в 25 лет. Та музыка до сих пор вызывает у меня ностальгию, я могу вспомнить все слова, все мелодические ходы, мельчайшие оттенки звучания. Может быть, дело в том, что, когда я был мальчишкой, я на свои карманные деньги мог покупать одну пластинку в месяц – и переслушивал ее по множеству раз. А теперь я покупаю десяток альбомов в неделю, они мне нравятся, но я их слушаю один-два раза и перехожу к следующим. Не думаю, что у меня будет такая же ностальгическая привязанность к тому, что я слушаю сейчас. Дело не в музыке, дело во мне.

Для большинства из них лучший альбом музыканта – это тот, который они услышали первым, та дверь, через которую они вошли. И что бы ты потом ни сделал, в их глазах ты никогда не превзойдешь этот первый альбом. Поэтому ты всегда испытываешь это давление публики, это требование играть песни, которые для поклонников значат больше, чем для тебя самого. Я, например, не так уж люблю играть «Lazarus». Я не считаю свою музыку ностальгической. Хотите ностальгии – идите слушать какой-нибудь очередной Pink Floyd tribute band. Но у каждого музыканта, играющего двадцать лет, есть песни, ставшие ностальгическим для публики.

В сольной группе есть гитаристы наголову выше меня, и это позволило мне в каком-то смысле превратиться в режиссера, управляющего всем действием. Я могу играть немного на басу, клавишных, гитаре, или просто петь – я больше актер, чем исполнитель на инструменте, и я стал гораздо увереннее в этой роли. Находясь на сцене, я чувствую себя куда комфортнее и получаю гораздо больше удовольствия, чем раньше.

Было бы трудно объяснить в точности, как я работаю. Нельзя сказать, что один шаг всегда предшествует другому. Концепция, конечно, должна появиться в самом начале. Но обычно это еще приблизительная идея. Затем я пишу две-три песни, и они подсказывают, каким будет дальнейшее развитие истории. Сюжет понемногу растет, проясняется от песни к песне. Это немного похоже на работу писателя, который сочиняет роман. Он начинает с персонажей, с завязки истории, пишет первые несколько глав, а дальше его герои начинают жить своей жизнью. Они чувствуют, дышат, а книга сочиняет сама себя. Так бывает и с альбомами. Музыка и сюжет словно подпитывают друг друга. И тогда бывает, что какие-то из песен, которые я сделал в самом начале, оказываются в стороне, за бортом истории. С теми персонажами, какие получились в итоге, они уже не сочетаются.

Я немного гиперактивный. Мне трудно расслабиться, отключиться. Я всегда думаю, думаю и думаю – новые песни, новые проекты, новые альбомы… Это может быть проклятьем, а может и даром. Мне повезло, что я способен жить за счет любимого дела. Я люблю играть и сочинять музыку, сотрудничать с другими музыкантами, путешествовать, видеть мир благодаря моему искусству. Мои труды возвращаются ко мне благодаря фанатам. Это – настоящий дар.

Стараюсь держать здоровую дистанцию с фанатами. Это очень важно, потому что в наше время есть риск стать слишком видимым, слишком доступным для них. Часть магии музыки, мне кажется, в некой загадке. Музыка – это энигма. Меня удивляет, насколько часто современные музыканты разрушают ее. Про них известно слишком много всякой ерунды, которая не имеет никакого отношения к музыке.