Причина первая: Серебренников умеет воссоздавать эпоху

Как это ни странно, скептический по отношению к советской истории Кирилл Серебренников оказался в вопросе воссоздания эпохи последних лет брежневского застоя гораздо внимательнее иных любителей. То есть, он как минимум сумел не допустить каких-то особенно грубых ошибок, которые бы выглядели, например, большим анахронизмом. И проявил внимание к оживляющим кадр деталям – вроде проскакивающей на заднем плане на миг роты солдат с тазиками – прибыли на помывку в городскую баню.

И при этом нет тех самых штампов про «кровавую гэбню», без которой не обошёлся ни один более-менее значимый фильм про ту эпоху. Спору нет, КГБ был очень могущественной организацией, но там, где возможно было обойтись без них, все-таки стоило бы обходиться. В «Лете» этой линии просто нет – потому что она не нужна. Там вообще почти нет государства, кроме одной-единственной сцены. И то, это не Комитет и не милиция – это армия, в которую забирают Олега, барабанщика Кино. Сцена в военкомате остаётся единственным серьёзным соприкосновением «Лета» с официальной государственной реальностью.

Сцена из фильма: Майк поёт песню "Лето"

Причина вторая: Серебренников показал людей за своим делом и тем сумел раскрыть суть героев

Знаете, в чём главная проблема большинства наших байопиков? Они совершенно не раскрывают такой важной вещи о своих героях как то, каким делом они заняты. Вот разве даёт нам понимание того, каким артистом и певцом был Высоцкий фильм «Спасибо, что живой»? Боюсь, что нет, только о том, что «ну был такой, ну были у него проблемы с наркотиками, ну КГБ за ним следил». Что мы помним о тренере из фильма «Движение вверх» как о профессионале? Крик: «За себя и за Сашку!» и шуточку: «Расправьте крылья, страусы». И всё. В «Лете» немалая часть хронометража уделена тому, как Цой и Майк работают над своей музыкой: оба часто показаны на репетициях, придумывающими ту или иную аранжировочную фишку или поворот песенной поэзии.

Они много обсуждают музыку – не только с целью друг перед другом похвастаться, но и с целью выудить свежую идею. Если Майк пришёл пить портвейн к «Богу» (угадайте кто скрывается за этим прозрачным псевдонимом), то ровно затем, чтобы в следующей сцене записывать у Андрея Тропилло альбом «Сорок пять» и буквально на ходу придумывать, чем же разнообразить аскетичные аранжировки «Кино». Если покажут концерт – то ровно затем, чтобы параллельно показать его закулисье с пультом звукооператора и тем же Майком, на ходу подключающимся к Цою и Лёне (это Алексей Рыбин).



Фото - Кинопоиск 

Причина третья: отличный кастинг и попадание в образы

Хотя некоторые из героев фильма (Алексей Рыбин, Андрей Панов) не названы по именам и даже по кличкам (сами или наследники не позволили) – эти герои, с одной стороны, узнаваемы, а с другой, вполне достоверно соответствуют тому, что об этих героях написали многие годы спустя в мемуарах. Цой неудержимо талантлив, но как человек – достаточно отстранён и будто наблюдатель. Майк – великодушен и интеллигентен. Гребенщиков – покровительственно-мудр. «Свинья», названный «Панком», – по-панковски отвязен. Даже странно, что его реальное прозвище в кадре не звучит. Если наследники хотели так уберечь светлый образ Панова от осквернения, то это абсурд – Свинья в кадре всего-то пару раз светит голой задницей да валяется полупьяный на полу в идиотских корчах. По сравнению с тем, что творил в жизни реальный Андрей Панов, его киновоплощение – сущий ангел.

Кстати, об актёрах. После первого объявления о том, что Майка сыграет Рома Зверь, все взвыли от несоответствия Ромы образу Майка в сердцах и головах. Спешу успокоить скептиков – Рома оказался большим молодцом. Сыграла ли тут роль общая закалка Серебренникова, как хорошего режиссёра, или собственная инициатива Романа, но он оказался абсолютно на своём месте. Постарался и сумел выдать не Рому Зверя, играющего Майка, а именно Майка. Тео Ю, пусть и при помощи актёров озвучки, ничуть не хуже вписался на роль Цоя, не отстаёт от главных героев и появляющийся на втором плане Никита Ефремов в роли Гребенщикова.

На два часа не было никаких «актёров в ролях», а были именно герои. Не было чудовищного рака «актёрской игры» большинства наших молодых звёзд, разрывающихся между «Аааа!!!» или «Врача, врача, позовите врача!» Здесь нет переигрывания и выпученных глаз, но нет и каменных лиц равнодушия. Негромкие голоса, человеческие эмоции и чувства – есть.

Сцена литовки песен "Кино" - одна из самых юморных в фильме

Причина четвёртая: линия Натальи и Цоя

Ещё один пункт тревоги перед выходом фильма – история о любовном треугольнике Майк-Наталья-Цой. Кто-то бурно бросился доказывать, что «не было этого!», кто-то просто замер в ужасе. Но не стоит тут забывать, что автором идеи фильма выступила вообще-то Наталья Науменко, и ей наверняка известно про особенности её взаимоотношений с покойным мужем и её другом. И эта любовная линия мало того, что не перетягивает одеяло на себя, – она действительно очень целомудренная. Ничего не было в реальности, кроме «школьного романа за ручку», – ничего нет и в фильме. И разрешается он очень оригинально – появившаяся почти как бог (или дьявол?) из машины Марьяна пишет Цою на руке свой номер телефона. И номер этот знает каждый поклонник русского рока – такая вот пасхалка.



Фото - Кинопоиск 

Причина пятая: фильм помнит, что он художественное произведение и не даёт зрителю забыть, что он – тоже его часть

Фильм этот, стоит напомнить, всё-таки художественный. И не устаёт об этом напоминать – то в троллейбусе Цой и Наталья попадут в настоящую сцену из Ла-Ла-Лэнда, где пассажиры поют им Passenger — Игги Попа в сопровождении затейливой анимации, то перед глазами слушателей возникает странный персонаж-скептик, который четвёртую стену давно разрушил и внаглую лазит через экран. Но при этом он не столько нарушает художественную целостность фильма, сколько вовлекает зрителя в действо и делает соучастником чуда. А чёрно-белая плёнка превращает фильм в произведение искусства просто в силу цветового решения. Это прошлое, но прошлое живое и в нём талантливые музыканты создают музыку, которая слышна и с экрана, и в сердце. И так близка, что её будто чувствуешь на ощупь.