Тебе 24 года, ты родился и рос в пригороде алтайского города Барнаул. Твоё увлечение музыкой началось примерно в шестом классе, когда в вашу деревню провели интернет. Именно тогда ты впервые услышал важную для тебя группу The Offspring. До девятого класса ты учился в деревенской школе. Там ты познакомился с Максимом Никоновым, для которого ты, по его словам, мощно расширил его представления о музыке, включая концерты групп Linkin Park и Slipknot. Вскоре вы решили собрать собственную группу. Что это была за группа и давно ли ты занимался музыкой к тому моменту?
Получается немножко неточно, потому что с Максимом мы познакомились ещё в детском саду. Год 2002 это был, наверное. В школе мы с ним учились вместе девять классов.
Ну какая там могла быть группа в деревне? Мы просто грезили этой мечтой — создать группу, играть панк-рок, как The Offspring. Но мы вообще ничего не умели, особенно Максим. Но я уже к тому времени, с 2009 года, на гитаре играл года четыре, наверное. И играл хорошо. На уровне девятиклассника, конечно. Наша группа называлась Осколки Тишины. Господи, это такой кринж… Мы с ним были вдвоём изначально, хотели просто поиграть что-нибудь — разбавить наши будни деревенские. У меня была электро-гитара, а у него ничего. Встал вопрос, где искать инструменты для других музыкантов. Барабанов, разумеется, не было нигде. Барабанщика тоже, поэтому мы решили, что барабанщиком станет Максим. А почему бы и нет? Он же танцор, ходит в школу искусств на хореографию. Значит, с координацией и артикуляцией, мы думали, он быстро научится на барабанах играть. Мы тогда тусовались в кабинете местного организатора школьного. Мы с Максом были активными достаточно в школьной жизни, на мероприятиях всяких. И там по связям мы выпросили установку барабанную. Нашли одного чела, который околошкольный, в местном ДК устраивал мероприятия всякие. Его звали Лёша Зубриков. У него была старинная какая-то установка, полностью уничтоженная, без пластиков. Просто каркас и какие-то советские кастрюли. Он притащил её в ДК и говорит: «Теперь у вас есть всё — можете играть». Он приобрёл пластики на установку, притащил железо, тоже кастрюльное. И мы купили Максону педаль даже, как-то там скинулись. И вот он ходил играть туда, пытаться учиться. Лёша Зубриков тоже как-то участвовал. Мы искали других ребят, которые хоть как-то могут вообще инструменты в руках держать. В итоге нашли там двоих или троих парниш. Один умел на клавишах, второй умел на гитаре, но очень плохо. Поэтому мы дали ему бас. И как-то так пытались что-то сделать. В итоге дальше одной песни ничего не зашло. Мы сделали кавер на Чичерину «Сорок тысяч километров» и Linkin Park «Faint». Я помню, как мы выступили с кавером на Чичерину — это было самое неловкое выступление в моей жизни. Там в оригинале Чичерина же поёт, поэтому встал вопрос, кто будет петь. И каким-то образом там пригласили девочку на вокал, которая на тот момент была моей бывшей. Это было очень неловко. Песня-то там простецкая — Максон её мог более-менее нормально сыграть, там прямой бит. В итоге было мероприятие, чуть ли не специально для нас сделанное. Это был первый в истории этой деревни фестиваль с живой музыкой. По ощущениям там было человек пятьсот, но на деле пятьдесят. То есть куча зевак с детьми, алкаши, мамочки, дедушки и бабушки, которые пришли просто поглазеть на это. Потому что это была площадь у ДК открытая. Естественно, программы у нас не было — мы играли одну песню. И вот я как раз выступал там не только с Максимом, но и с кавер-группой, в которую меня взял Лёша Зубриков. Там были старшие ребята. Мне на тот момент было шестнадцать лет, Лёше под тридцать, а в группе играли его друзья. Там был барабанщик, его все звали Лётчиком, и он был прям алкаш. Но он умел играть на барабанах. И ещё один друг Лёши. Не помню, как его звали. И вот в эту группу меня взяли, потому что я лучше всех в деревне играл на гитаре. И Лёша мне сказал, что будем играть каверы на КиШ, Мумий Тролль. Ну, мне было скучно, поэтому я согласился.
То выступление стало для тебя определяющим?
Я в тот момент чувствовал только кринж, потому что мне было очень неловко находиться на той сцене. Мне так страшно стало. Мне шестнадцать лет, я стою на сцене, играю и не уверен в себе. У меня было ощущение, что я вообще материала не знаю. После выступления я скорее загрустил, чем как-то понял, что хочу только этим заниматься. Это всё ощущалось как-то не по-настоящему из-за формата мероприятия. Когда ты живёшь в деревне и у тебя такие амбиции играть музыку, собирать площадки, то ты понимаешь, что здесь ты никому не нужен, а выйти за пределы вообще не понятно как. И только вот после выступления, через какое-то время, мы заговорили с матерью о переезде в город. И тогда, когда мы переехали, я уже задумался, что хочу всерьёз заняться музыкой. Определяющий момент случился позднее, да.
Почему вы переехали в город?
Мы не хотели всю жизнь жить в деревне. И мать это понимала, и я понимал, что развиваться нужно. А что делать в деревне? Да нечего там делать, нужно двигаться дальше. Поэтому мы в какой-то момент об этом заговорили. Определяющим фактором здесь являлось всё-таки образование. Она хотела дать мне более качественное образование, чем в деревенской школе. Поэтому незадолго до лета 2013 года она мне говорит: «Мы переезжаем, продаём дом». Я тогда подумал: «Класс, давно пора». И там буквально за четыре месяца разобрались уже, купили квартиру и переехали.
Фото - ШАРЫ →
После девятого класса ты переехал в Барнаул, чтобы закончить 10-11 классы в городском лицее. Ты был вынужден прервать общение с Максимом, но случай во время школьного выступления свёл тебя с Васей Звёздкиным. Как начиналось и из чего состояло ваше общение, всегда ли оно проходило гладко?
С Максимом не вынужденно было общение прервано, а просто так получилось, что мы — девятиклассники. Он поступает в колледж, я переезжаю и поступаю в десятый класс. И не было как-то времени общаться, мы отдалились. Своей жизнью зажили, потому что нужно было адаптироваться, акклиматизироваться, заводить знакомства и друзей. Но мы изредка общались, он ко мне в гости приходил.
Как с Васей Звёздкиным получилось… Под конец десятого класса, я уже год ничего не делал, я искал, к каким группам более-менее моего возраста приткнуться в Барнауле. Но все в тот момент играли пост-хардкор. Мне не было это особо интересно, поэтому я как-то отчаялся уже. Походил на репетиции с ребятами какими-то, с одними даже на пару месяцев затянулось. И вот там был барабанщик, с которым я заобщался. Пытались с ним что-то сделать. Но ему, во-первых, было четырнадцать, а, во-вторых, он был придурком *смеётся*. Без иронии, просто он был отбитый. Как-то всё не задалось, я даже подзабил. Просто пытался учиться и не получать двойки. И в какой-то момент меня начали использовать, конечно, в классе, из-за того, что я играю на гитаре. «Играешь на гитаре? Значит, будешь на всех мероприятиях школьных играть». И под конец года мне говорят, что вот через неделю выйдешь на сцену с этой вот вокалисткой, чтобы поздравить одиннадцатиклассников с последним звонком. Почтить память уходящих одиннадцатиклассников. Ну, почему нет. И выучили мы песню Fall Out Boy «Young Volcanoes». Нам не хотелось что-нибудь стандартное, типа «Прекрасное далёко». У меня тогда был пунктик на это всё — принципиально хорошую музыку хотелось играть. Которая мне нравится. *смеётся* Я поставил условие, что мы будем играть только то, что я захочу. А у песни этой аранжировка такая лёгкая, всего четыре аккорда. Мы её на два голоса разделили, вышли и сыграли. И в момент нашего схождения со сцены просто врывается по этой лесенке в мою жизнь этот паренёк в очках, в костюме обвисшем, с крашеными убитыми волосами. Подрывается ко мне и такой: «Вау, а ты что, слушаешь Fall Out Boy?» — «Да» — «А, может, ты ещё слушаешь My Chemical Romance?» — «Да» — «А Panic At The Disco?» — «Да!» — «Я не думал, что такие люди ещё существуют… Я не один такой, выходит…» И он в этот же момент говорит, что он — музыкант и играет в группах. И приглашает меня в группу. Я опешил просто, потому что время было совсем неподходящее для этого момента. Я не ожидал, что такое может случиться именно в этот момент. Я согласился, мы парой фраз перебросились, мол, кто на чём умеет играть. Он мне наплёл, что играет на гитаре, на басу, на саксофоне, трубе, тубе, валторне, скрипку может дёргать. И потом мы с ним списались, пошли с гитарами на площадь Сахарова барнаульскую. Там был фонтан, мы у него уселись, и просто начали играть. Показывать друг другу, что мы умеем вообще.
Насколько мне известно, через какое-то время после знакомства вы разошлись?
Мы тогда как раз хотели быстро собрать какую-то группу и начать репетировать. Пока запал был у обоих. И мы стали, собственно, играть. Естественно, ничего за душой не было. Никаких песен, никакого ничего. Мы даже не репетировали, просто общались. Решили искать группу. В итоге он позвал на барабаны своего одноклассника Серёжу. Один раз мы с этим Серёжей собрались, но он сразу от барабанов устал и захотел играть на басу. Мы согласились. Ну, барабанщика снова нет. А барабанщика найти в маленьком городе тоже проблема. И тут я снова написал тому 14-летнему отбитому пареньку, а он был вроде хорошим барабанщиком, потому что был из богатой семьи и мог себе позволить препода. Разумеется, там у него и собственный сет тарелок был. Поэтому я позвал его, мы собрались на ещё одну репетицию, уже вчетвером. И выяснилось, что наши интересы расходятся, потому что мы с Васей хотели серьёзное что-то делать, писать песни, как-то развивать группу с собственным материалом. Они этого тоже хотели, но хотели играть пост-хардкор. На этой же репетиции эти двое спелись между собой и такие: «То, что вы предлагаете, это полный отстой. Давайте Атиллу выучим». А я понимаю, что ни у кого из нас нет скилла для этого, особенно у этих двоих, чтобы играть Attila или Attack Attack, например. Пару раз мы с ними порепали, и они решили, что отделятся от нас и будут играть пост-хардкор в собственной группе. И прославятся, будут как Asking Alexandria, только из Барнаула.
Тебе известно, что с этими ребятами сейчас?
Через пару месяцев они, естественно, развалились. Потом барабанщик начал курить спайс, потом он начал торговать спайсом. В общем, в какой-то момент, он сел в тюрьму. Не знаю, что с ним дальше происходило. Я знаю только, что в какой-то момент был такой случай, что он попался, к нему приехали менты. А со вторым без понятия. Я его видел последний раз в Питере на какой-то Шаровской кухонной тусовке. Меня никто не предупредил, что он появится. Я просто зашёл в комнату и увидел его. Не виделись семь лет, вау. Не знаю, что с ним происходило, но его судьба тоже в Питер привела.
Фото - ШАРЫ →
Вскоре вам понадобился барабанщик, и ты вспомнил про Максима. Что произошло на вашей первой репетиции?
Мы собрались поиграть. *пауза* И он ничего не умел в тот момент от слова вообще, потому что в последний раз он садился за ударку ещё в деревне, уже год прошёл. Но мысль о том, что он — танцор, и всё получится быстро, нас не покидала. Ну, и мы стали так потихонечку собираться и разучивать что-то. Они сразу нашли общий язык с Васей. У нас тогда уже были созданы страницы в соцсетях группы, мы сняли видосы на первой репетиции. И Максим такой весь из себя там харизматичный, на камеру играет. На барабанах плохо играет, а на камеру хорошо играет. Сняли мы видосы, закинули в паблик. Все такие: «У, какой у вас такой хороший новый барабанщик». После этого мы снова стали с ним активно общаться. И как-то пошло-поехало всё. Вася тогда ещё хотел на басу играть. У него была навязчивая мысль, что вот он хочет быть как Марк Хоппус, басистом.
В 2015 году к Шарам присоединился заключительный участник первоначального состава группы Антон Увин. Каким образом вы с ним нашлись?
Так как нас было ещё двое в группе, ещё до Максима, мы с Васей организовали акустический концертик такой маленький, типа сходочку, в анти-кафе местном. И играли каверы акустические на всяких эмо-героев. На My Chemi… Короче, по списку стандартному. Это был хэллоуин как раз, в 2014 году. Но первый концерт значения не имеет, мы идём сразу ко второму. Второй концерт из этой серии был на новый год и тогда Максим был с нами. И мы исполняли то же самое, но было чуть больше народу. По сути, все наши друзья-знакомые. И моя тогда ещё девушка Настя, у неё был старый, древний друг по переписке. Она ещё тоже жила в деревне. Она каким-то там образом, ещё в Аське [ICQ — система обмена сообщениями, созданная в 1996 году — прим. Роккульт], заобщалась с Антоном. Не знаю, каким образом она это в Аське сделала, потому что все тогда ещё сидели в Mail.ru Агенте. А она в Аське ещё. И каким-то удивительным совпадением, незадолго до этого, она в эту Аську зашла и увидела сообщение от него, давно они уже не общались. И она позвала его на наш концерт. И он пришёл пофоткать чисто. У него в тот момент было хобби ходить по концертам местных групп и фоткать их, поэтому он общался со всеми группами. Мы были очень рады, что нас кто-то фоткает, что у нас будет фотоотчёт с этого мероприятия. И вот после этого концертика мы с ним заобщались. Он рассказал, что на басу умеет играть. А у нас как раз в паблике висело объявление, что группа Шары ищет басиста. «Ну, значит, ты теперь наш басист?» И он согласился. Так мы его взяли. У него была группа Onto тогда, в которой он был экстрим-вокалистом. Это была мелодик-дэт-метал группа, у них даже логотип был соответствующий, в котором ничего не понятно. Такой, типа веточками. На басу у него опыта было мало. У него был брат, который играл брит-поп, но только в России. Его брат ушёл из группы, которая потом поехала в Англию, чтобы там играть брит-поп, но они типа русские. Конечно, отличная идея, прекрасная. Но они уехали туда, и оказались там никому не нужны, потому что там брит-попа достаточно на тот момент было. Брат ему отдал старинную бас-гитару, словацкого происхождения. Восемьдесят какого-то года — старше, чем сам Антон. Но зато это был инструмент, ни у кого из нас такого не было!
Фото - ШАРЫ →
Группа собрана в своём совершенном составе. Когда и как состоялось ваше первое полноценное выступление?
Это произошло в марте 2015, если мне не изменяет память. Выступили в рамках местной сборной солянки из групп-старичков. Мы среди них были самыми молодыми, все на нас смотрели свысока. Там была пародия на Арию местная, на Пурген… Но мы были очень рады, что нас туда позвали. Организовывал как раз это мероприятие тот чел, который держал самую популярную в городе репетиционную базу, где мы и репетировали. Его звали Ирокез. Я уже не помню, как его звали по-настоящему, но все его звали Ирокез. И это был типа Ирокез-фест. Да, у него был собственный фестиваль, который он организовывал из репетирующих у него групп. И он всегда бухой был, прям синячил. К нему приходишь репетировать, стучишь в его коморку, чтобы обозначить своё присутствие. Если в ответ слышишь «Уаааа», то всё в порядке. Потом, уходя, открываешь коморку, он просто валяется почти мёртвый. Денежку на стол кладёшь и уходишь. Ну, вот он и организовал этот фест. Мы долго репетировали, это было очень ответственно. У нас было не так много своих песен на тот момент. «Недосказанное» к тому моменту вышло как раз, вроде бы. И вот мы так готовились, считай, к полноценной презентации альбома. Сольные концерты ещё рано было давать, нас никто не взял бы на площадки, потому что мы — никто. А, во-вторых, на полноценную программу песен-то особо и не набиралось. А там на этом фесте был минут двадцать сет, это нам подходило. Просто выйти, показаться и не прыгать выше головы. Мы вышли, отыграли. Вся аудитория, конечно, состояла из друзей групп, которые там играли. Поэтому, когда выходила на сцену группа, зал тут же заполнялся теми, кого группа привела. И, когда уходили со сцены, все рассасывались. И, по сути, каждая группа играла перед своей аудиторией, которую они же и созвали. Когда вышли мы, то у сцены стояли четыре девочки, которых мы и пригласили. Наши девушки, какие-то подруги, одноклассницы, которым я наплёл, что я — музыкант. И пара каких-то зевак, которым было пофиг, под что прыгать, потому что они пьяные уже были. Мы отыграли. Отыграли плохо. Естественно, над нами все смеялись. Ой, там ещё такая ситуация была. Перед нами играла барнаульская группа Моро, как раз знакомые Антона. И заключительная песня их сета называлась «Система Антипидор». Но песня эта, на самом деле, сатирическая, но мы тогда не поняли это и восприняли как в нашу сторону выпад. Потому что они играют песню «Система Антипидор», а следом на сцену выходит группа Шары с крашеными волосами и глазами. И, в общем, выходим мы на сцену, и Вася такой: «Мы — группа Шары, и сейчас мы сыграем песню «Система Антинатурал».
В тот раз ваш сетлист состоял уже только из собственных песен?
Не совсем. Там были в основном собственные треки. И, чтобы растянуть сетлист, там были всякие каверы. Мы играли «Basket Case» Green Day, например. Мы отыграли этот концерт, и нам было по кайфу, потому что мы наконец вышли на сцену и сыграли что-то публично. Но народ нас, естественно, не принял никак, потому что там были всякие постарше ребята, которые совсем такое не уважали. После этого концерта одна из игравших там групп Полные Пивом, они играли ска, и там на трубе играл Ваня Морозов, который сейчас вокалист группы Казённый Унитаз. Ваня Морозов учился с Максимом в одном колледже. Они подошли к нам после этого концерта, похвалили и пригласили играть на разогреве их сольного концерта. Мы в восторге были, что так сразу попёрли концерты. И вот после этого концерта у нас вдохновение появилось, потому что мы отыграли и нас позвали сразу на следующее выступление.
Фото - ШАРЫ →
15 марта 2015 года вы выпускаете свою дебютную работу «Недосказанное». В тот момент тебе всего семнадцать лет, но именно ты, насколько мне известно, взялся за сведение материала. С того момента именно ты брал на себя механическую часть работы, как сведение и мастеринг, над последующими альбомами?
Нет, это изменилось сразу же. «Недосказанное» и после него синглы «Колыбельные Брайана Молко» и «Всего лишь жалкий танец» — это сводил я. Потому что у нас не было денег на звукорежиссёра. А мне интересно, я хотел чем-нибудь таким заниматься. Как раз к тому моменту на день рождения я выпросил аудиокарту и наушники. И, так как мы записывали материал чисто дома на компьютер, я решил попробовать сам всё свести. Я думал, что прочту пару статей, как там плагины работают, и всё сделаю по красоте. По красоте не получилось: я мучался, мучался, но опыта ноль ведь. Я первый раз увидел тогда эквалайзер. И что с этим делать, куда там резать? В итоге получилось очень плохо, но тогда казалось, что очень круто. Мы говорили, что это звучит уже круче дебютного альбома Fall Out Boy, на котором всё звучит очень глухо… Но это всё равно было лучше, чем «Недосказанное».
С того момента у меня появился опыт, как там поставить эквалайзер и компрессор на дорожку. Значит, я буду и следующие работы сводить. Но после синглов я решил, что хватит. У меня ни средств, ни времени, ни желания продолжать этому учиться не было. Выпускать песни и учиться сводить, чтобы каждая последующая была в не очень хорошем качестве, — это стрёмно. Поэтому, когда мы уже выпускали «Обычный», мы решили, что будем сводиться у хорошего звукача. И на тот момент мы себе позволили самого лучшего звукача в Барнауле. И он очень хорош, потому что он работал уже с западными группами. У него было портфолио хорошее. И он брал на тот момент большущие для нас бабки. Шесть тысяч за один трек. Это был совсем не барнаульский уровень, это что-то вообще запредельное. Поэтому мы решили у него сводиться и ради этого открывали краудфандинг на Planeta.ru.
После школы ты поступил в АлтГПУ, в лингвистический институт по программе английского языка. В тот момент, в 2015 году, Шары были лично в твоём приоритете или гораздо важнее было отучиться в ВУЗе и работать по специальности?
Шары были в приоритете, в ВУЗе мне совсем не нравилось. Я туда поступил, потому что некуда больше было идти. Я, кроме игры на гитаре и знания английского, не знал и не умел вообще ничего. Я хотел изначально вообще идти на специальность переводчика. Я знал, что за год до этого там были бюджетные места, но в год моего поступления бюджетные места этой специальности отменили. И позволить себе платить за обучение мы не могли. Поэтому мне пришлось идти на педагогическую специальность. Вроде как тоже самое, предметы те же самые, но ещё и педагогика. «Там же всё равно английский язык преподают, значит ты и там сможешь переводчиком стать». Мне этим запудрили мозги, и я согласился. В армию не хотелось, на тот момент был риск. Потом он пропал, мне сделали операцию на сердце. После этого я стал негоден, мне дали военный билет и попрощались. Родители давили, что нужно поступать, что нужно учиться, поэтому пошёл на педагогику. Первый год там было прикольно: там было много языка, не началась ещё педагогика. Были интересные предметы по типу психологии и философии, и было реально интересно учиться. А на втором курсе началась дичь. Педагогика, история языка, которая преподаётся на английском, но при этом тебе на ней нужно учить древнеанглийский, ещё библейский. На котором там в тринадцатом веке разговаривали. И это ещё один язык сверху. Потом латынь добавилась. Ещё добавился немецкий, а я на такое не подписывался. Я хотел просто развиваться в английском языке. Вот латынь зачем вообще учить? А древнеанглийский — это просто шутка какая-то. И мне так сложно и неинтересно стало. Как бы хрен со сложностью, неинтересно стало. И вот к тому моменту, в 2017 году, мы выпустили альбом, у нас стала аудитория активно расти. И вот мы начали самый первый свой тур организовывать, который летом прошёл. Никто из нас не мог в другой сезон себе позволить, потому что работали и учились. И после этого тура я приехал с деньгами и такой: «Я точно не собираюсь доучиваться в этом универе». И переломным моментом здесь стал случай, когда я спускался в универе по лестнице, и между этажами доска объявлений висела. И там было объявление по поиску учителя английского языка в школу на полную ставку. Семь тысяч рублей в месяц. Я на это посмотрел и решил забрать документы.
Через год после дебютного «Недосказанное» вы выпускаете первый из двух своих стёбных первоапрельских проектов Аццкая Гитара, а на следующее первое апреля выходит Банда Заднего Двора. Что помешало продолжиться серии подобных проектов в 2017, 2018, 2019 годах?
Мы делали эти проекты просто на приколе, потому что было смешно и весело. Они возникали очень спонтанно. Мы их не готовили особо, не обсуждали. Просто на репетициях шутки шутим, и там возникает какой-то вброс. Например, Аццкая Гитара, будто для говнарской группы название. Пока прёт, мы просто делаем то, что смешно. Собираем всякие клише из металла говнарского какого-нибудь. И просто пихаем это в песни, по типу «Рокенрольный Рок», «Нюметол». Такой остросоциальный и с конспирологическими теориями метал и всё такое, грайндкор. Всё написание и релиз заняли две недели. И так совпало, что перед первым апреля это всё произошло, и возникла идея первого апреля паблик переименовать, все материалы там поменять, будто это группа Аццкая Гитара захватила паблик и выпустила альбом. Нам самим было весело от этого, поэтому мы этим горели.
Потом Банда Заднего Двора. Как раз в семнадцатом году батлы были на волне, Оксимирона тогда ещё помнили. Мы подумали, почему бы не повторить первоапрельскую фишку, как с прошлым годом. Только в этот раз мы сделали рэп, потому что мы ещё такого не пробовали. И, слава Богу, серьёзность никакая не обязывает, и можно просто поугарать. Ещё там концепт сделали, сюжет. У Эминема подсмотрели скиты между песнями. И как раз мы тогда с Витей Терентьевым познакомились незадолго до этого. Он как раз нашим звукачом стал, у него была собственная студия, на которой мы репетировали. Всё в гору пошло — нам стало проще репетировать, мы стали чаще это делать, и творчество попёрло. И у него мы записали Банду Заднего Двора, он тоже начал этим гореть. Ведь он до этого работал со всякими местными группами за бабки. А тут мы к нему пришли и предложили быть в доле, но при этом тоже на равных со всеми. И мы ему дали тоже творчество проявить, и он тоже загорелся. Ему стало прикольно, мы подружились. И я до сих пор горжусь этим проектом. Я его переслушиваю раз в годик и просто кайфую, мне очень смешно. Во-первых, воспоминания, как мы всё это делали, а, во-вторых, на тот момент это достаточно качественный рэп был, мне кажется.
В начале января 2017 года вы выпускаете свою первую счастливую ласточку — многострадальный альбом «Обычный», премьера которого неоднократно откладывалась. В какой атмосфере происходило сочинение и запись альбома? Что в тот период лучше всего поддерживало?
Запись и написание происходили в адских достаточно условиях, потому что мы не могли себе в основном позволить днём этим заниматься. Поэтому всё придумывалось на ночных репетициях, как раз на этом Ирокез-рекордс. Ещё и с универом совмещалось. Это было жёстко, потому что ночная репетиция была с десяти вечера до шести утра. После этого все шли в универ ещё на энергетиках. Репетиции могли проходить в любые дни. На выходных днём, когда все могли, а в будни ночью. Потому что альбом надо было писать, все этим горели. На это ресурсы тратились тела и души. И деньги.
Все были на движе, всем хотелось делать музыку. Поддерживали нас в основном энергетики и кофе.
Вы чувствовали, что с таким сильным материалом альбома «Обычный» вы точно должны выстрелить?
Не могу говорить за всех, но я лично не задумывался, выстрелит или нет. Просто было интересно заниматься. К тому же ещё добавляло уверенности, что у нас уже была аудитория, которая нас любила. Она росла достаточно быстро. Мы были активны в соцсетях, выпускали на Ютубе видео, и народу нравилось. Народ активно вообще себя вёл. И у нас в паблике тогда народу было меньше пяти тысяч, но при это активность очень высокая. Мы не могли себя не сравнивать с остальными группами в городе — мы понимали, что выделяемся тем, что нас действительно люди слушают, а не просто приходят на концерт побухать. И реально добавляют к себе песни, песни откликаются у них в душе. И песни писали ради аудитории, которую не можем подвести, перед которой хочется красоваться.
Фото - ШАРЫ →
Альбом привёл вас к небольшому дебютному туру «Обычный». Ты запомнил те гастроли или последующие несколько крупных туров перекрыли впечатления от первой поездки?
Конечно, перекрыли. Первый тур был на четыре сибирских города. Мы катались чисто по Сибири. Было прикольно видеть людей на концертах вне Барнаула. И люди действительно пришли не просто побухать, а потому что они реально слушают нас. И это вновь стало мотивацией на последующее творчество. Естественно, второй тур «Безупречный» перекрыл впечатления от первого, потому что в нём было гораздо больше городов, двадцать с лишним. Масштабы просто несравнимые. Было больше народу, больше городов. Мы приехали в Москву и Питер, и в Москве и Питере нас слушали. Мы с этого просто охренели, потому что в Москве был солд-аут. И, естественно, по впечатлениям несравнимо это всё с тем, что было в первый раз.
Именно тогда у вас появилось желание переехать в Петербург?
Мы тогда твёрдо были уверены в том, что нам не нужно никуда переезжать из Барнаула, потому что фишка наша была в том, что мы — ребята из провинции, которые могут выстрелить на страну. И мы себя именно так позиционировали, как ребят из какой-то глуши. И эту мысль мы ещё постоянно пропихивали в массы, что «если у нас получилось, то и у вас тоже получится». Неважно, откуда ты, важно только то, что ты делаешь и как ты это делаешь. Ты можешь всего добиться не только в Москве.
Уже в августе 2017 года, после релиза хит-сингла «Завтра понедельник», вы поехали в свой первый крупный тур по России, состоявший из двадцати трёх городов. Безусловно, это был большой опыт для всех вас, но перед тобой стояли задачи ещё сложнее: ведь именно на тебе лежала ответственность за организационные вопросы. Что ты был вынужден делать во время тура, кроме выступлений? По словам Васи на тебе также лежали все управленческие вопросы.
Я занимался в группе всем, кроме организации выступлений. Потому что этим занимался, слава Богу, не я, а Андрей Залевский, с которым мы делали ещё первый маленький тур. Мы взяли его к себе в команду, потому что у него было больше опыта и связей, и он делал этот тур. А я был как бы менеджером, как бы директором, как бы всем подряд в группе. И помимо того, что я выступал, мне также приходилось решать всякие технические вопросы. На мне был весь мерч, мне нужно было его делать, заказывать, просчитывать сколько там на тур. На самих концертах Андрей как-то вяло себя в этом проявлял. В решении вопросов каких-то внутри группы. Только вот забил концерты и поехали. А бегать, со всеми разговаривать и решать вопросы приходилось мне. И это очень сильно утомляло.
По началу мне было интересно всем этим заниматься до того момента, как я устал просто от этого всего. Потому что чем дальше мы шли, чем больше становились, тем больше ответственности на меня возлагалось, приходилось больше вопросов решать. Меня перестало хватать на это всё. Мне всё равно было интересно, я старался это делать. Но в какой-то момент я просто так сильно устал, мне хотелось просто играть на гитаре и сочинять что-нибудь. Чтобы кто-нибудь другой ответственность на себя взял.
Когда наступил твой эмоциональный рубеж в этом вопросе?
Первые звоночки в восемнадцатом году начали поступать. Когда мы делали сбор средств на «Маленькая часть чужих проблем», то я его полностью организовывал. Также бегал, всех подначивал снять видос. Я написал полностью текст для краудфандинга, я его запустил. Я просчитал, что нам нужно, какие нужно акции сделать, какие призы, сколько на них нужно денег. Бегал с головой в мыле, со всем этим… И потом, когда уже проект запустился, когда уже собрали всё, что нужно было, даже в два раза больше, и когда момент настал заниматься рассылкой уже всего этого, всех этих акций, я просто в ступор впал, и мне стало очень плохо морально. У меня уже не было сил ни на что вообще, а все остальные на меня смотрели и такие: «И чё дальше?» А я не знал, что ответить. Мне хреново, с дивана не могу встать, мне плохо. Вся эта ответственность, весь этот груз со всех сторон на меня давит, и я ничего не могу с ним поделать. В итоге я слил остатки рассылки на них, но после этого продолжил, как-то отдышался, со следующим альбомом. Но дальше всё меньше, и меньше, и меньше. А другого человека, кто мог бы заняться, не было.
Позже мы стали разделять обязанности, слава Богу. Я сидел на мерче. Но всё равно всякие вот эти вот «зарядить всех, пойти на студию записаться, записывать материал» оставались на мне. Я всё записывал на студии у Вити, вся запись была на мне. У меня перестала болеть голова про концерты, потому что Андрей взял на себя больше обязанностей, наконец-то. И всё, что происходило на концертах, он делал. И в туре я мог просто выходить на сцену. Вопрос с мерчем всё равно на мне оставался при этом.
Чем тур ещё напрягал?
Самое сложно для меня в туре — это находиться в изоляции от дома, от своей девушки. Она была дома, а я на несколько месяцев просто уезжал. Я не мог особо поговорить о своих проблемах — мне не хотелось с ними об этом разговаривать, мне хотелось с ней. И у неё были проблемы тоже дома. Для меня это было в турах самой большой моей проблемой. Из-за этого мне становилось плохо морально, я закрывался от всех остальных. Ну, как бы, на концертах отдавался, но между ними просто падал в машину и просто «отвалите от меня все, дайте побыть одному». Одиночество — это такое дело, что в туре ты не можешь быть один никогда. А хочется. И ты постоянно в машине с пятью людьми и не можешь никак от них отвязаться. Я не говорю, что «я вас ненавижу, отвалите от меня». Хочется побыть одному немножко хотя бы. А этот темп постоянный, что ты со всеми должен коммуницировать, играть концерт за концертом, изматывает. Туры мне вообще тяжко даются.
Фото - ШАРЫ →
Альбомы, вышедшие в течение следующих двух лет: «Маленькая часть чужих проблем», «Необычный» и «Семья на час, друзья на день» — выходили в довольно спокойное для группы время. В течение этого времени насколько изменился творческий процесс создания музыки внутри Шаров?
Между «Обычным» и «Маленькой частью чужих проблем» — небо и земля. «Обычный» в основном писали мы с Васей. Остальные… Максим, например, не мог скиллом похвастаться, поэтому он играл, что ему давали. Пытался там, конечно, придумывать, амбиции были, но просто всё в скилл упиралось. А вот на «Маленькой части чужих проблем» всё стало круче, потому что все четверо стали принимать участие в написании. И изменился сам формат написания, так как писали все вместе и на репетициях. То есть приходили, репетировали, джемили, и из этого как-то песни собирались. Каждый там впихивал что-то своё и получалось интересно. Потом в альбоме «Семья на час, друзья на день» это ещё больше спрогрессировало, потому что все стали лучше играть. Опыт написания «Маленькой части чужих проблем» умножился на два, тогда стало гораздо интереснее, потому что все вместе мы могли придумать что-то крутое. А потом всё уже пошло-поехало в обратную сторону.
Именно с того момента начал формироваться творческий дуэт Васи Звёздкина и Максима Никонова?
Ну, я бы не сказал, что тогда, потому что до того момента мы всё равно вместе делали. После «Семья на час, друзья на день», даже после тура в его поддержку всё началось. Они просто начали активно общаться друг с другом. Стали лучшими друзьяшками, всё такое. Ходили вместе тусоваться, вместе пить, вместе всё делать. А мы как-то с Антошей немножко в стороне остались от этого всего.
В 2020 году всей группой вы переехали в Петербург. Лично для тебя тогда это было тяжёлое или желанное решение? Оно основывалось на интересах группы или твоих собственных?
Разговор об этом возник как-то очень спонтанно и от Васи пошёл. В какой-то момент он перестал всем говорить, что мы — группа из Барнаула и что в Питер не надо переезжать. Он съездил туда несколько раз просто потусоваться и после этого приехал обросшим дружбой с какими-то питерскими блогерами. Он приехал и такой: «Надо переезжать, здесь всё уже выжато». И как-то все с начала эту мысль приняли скептически, типа зачем. Мы же всё время себя позиционировали как группа из Барнаула. Не как барнаульскую группу Шары, а российскую группу Шары из Барнаула. И он начал просто давить, настаивать, что нужно переезжать, что Барнаул — говно, что здесь ничего не добиться. И все уже наконец согласились, и я был последним, кто вообще против всего этого был. Я больше всех терял с этим, потому что у меня уже долгие отношения были, и собственная квартира в Барнауле. И было очень сложно представить, что нужно мне, как нужно переезжать, что нужно сделать, чтобы переехать туда. Меня эти мысли просто угнетали. Они начали уже обсуждать это всё и договариваться без меня. Уже нашли квартиру, в которой жить будут, уже даты определили переезда. А я как бы в сторонке и ничего этого не слышу, вообще не в курсе. Я даже в какой-то момент думал, что мы забили на эту идею. И потом, за месяц до переезда, меня спрашивают, едем ли мы. Я просто охерел. Что? А почему я не в курсе вообще? Что это всё так скоро и что это всё ещё обсуждается. И как бы пришлось ехать. Потому что стоял вопрос, что либо я переезжаю, либо всё. Если все переедут, а я нет, то что делать, по видео-связи на гитаре играть или как? Поэтому да, это был вопрос интересов группы, никаких личных. И когда мы уже переехали, мне всё ещё не хотелось этого.
Твоя девушка переехала вместе с тобой?
Да, мы договорились, что она переедет тоже со мной, но попозже. Я перееду, чтобы работать с Шарами, а она пока решит вопросы с квартирой, закроет свои какие-то вопросы. И почему всё пошло не так: как только мы приехали в Питер, заселились на квартиру — через неделю локдаун. Всё закрыто. Все планы на осенний тур, после которого я заработаю кучу денег и перевезу её — всё рухнуло. Мы оказались отрезаны друг от друга за четыре тысячи километров. И я сижу в Питере без возможности делать что-то для того, чтобы в этом же году решить свои вопросы с переездом. Без возможности не то, чтобы играть концерты, а вообще что-либо делать. И она сидит в таких же условиях в Барнауле. Вот и всё. И непонятно, сколько это всё будет продолжаться.
В конце концов она переехала к тебе?
Да. Это заняло больше времени, чем планировалось. Полтора года вместо шести месяцев, которые предполагались — это было очень сложно. Мы воссоединились в итоге, живём вместе сейчас и всё хорошо. Здесь я, слава Богу, акклиматизировался более-менее. И работать мне отсюда удобнее. Вынужденно так получилось. Слава Богу, у меня появился проект уже здесь. В Барнаул возвращаться планов нет.
Фото - ШАРЫ →
Как изменился твой образ жизни после переезда?
В карантин у меня началась настоящая нешуточная депрессия. И мой образ жизни, соответственно… Изменился вот в эту сторону. Весь 2020 год я пролежал на диване и ничего не мог делать вообще. Вообще ничего. Не было ни на что сил, не было ни на что желания. Я оказался отрезан от семьи, и это сильно ударило по голове, что я просто ни на что не был способен весь год. Ничего не пёрло: песни не мог писать, не мог даже банально выйти куда-то, даже когда ослабились карантинные штуки и стали открываться всякие места, в которые можно сходить. Даже когда в Москве всё стало норм, все вышли, то в Питере всё ещё продолжали вводить ограничения. Но на ограничения мне уже пофиг стало, у меня просто не было сил куда-то идти. Поэтому я просто лежал, просто смотрел… Пытался как-то себя занять. Спал целыми днями, мог по восемнадцать часов проспать. Встать в девять вечера, покушать, в игру поиграть какую-нибудь и лечь спать снова.
И это всё происходило в квартире, в которой вы жили все вместе, группой?
Это было самое неприятное из всего. Мы жили все в одной квартире. Началась бытовуха, и мы с этой бытовухой… Очень неприятно было с ней справляться. До этого мы жили все отдельно, со своими тараканами, со своими загонами, со своим образом жизни. И тут мы все живём вместе. И я понял, что так нельзя, что это изначально была плохая идея — жить всем вместе. Изначально же речь шла о том, что мы будем жить в одной квартире, что это упростит нам жизнь и творчество совместное. Целыми днями будем писать музыку. В итоге мы приехали — денег мало, живём все вместе. Пришлось выживать. Весь 2020 год о музыке речи вообще не было. Максон на работу устроился, Антон на удалёнке работал, мне тоже приходилось крутиться, чтоб не сдохнуть. Вася бухать ушёл. Каждый был сам за себя, хотя жили вместе. Было неприятно очень.
Мне хотелось съехать оттуда, но некуда было податься. Вот тогда только у меня появилась возможность переехать.
Как изменилось твоё отношение к родному Барнаулу на расстоянии?
По началу очень сильно скучал по Барнаулу, очень хотелось туда вернуться. Я пользовался любым шансом, чтобы туда съездить. И уезжал туда на месяц-полтора. Как можно дольше лишь бы. Потом, со временем, когда я уже начал находить в себе силы куда-то ходить и как-то социализироваться, уже понемножку начало это всё отпадать. Я начал как-то видеть, что здесь больше возможностей для реализации себя. Здесь в принципе интереснее жить, чем в Барнауле. Барнаул — маленький город. Его можно пройти пешком за полтора часа от конца до конца. И мест, где потусовать, с кем пообщаться, куда сходить — там очень мало. И когда уже прошла вся эта жара с переездом, я уже окончательно понял, что возвращаться смысла вообще мало. Конечно, здорово, что ностальгия, воспоминания есть. Но если рассуждать рационально, то лучше здесь, чем там.
В конце декабря 2020 года ты написал следующий новогодне-поздравительный текст в своём Instagram: «Людям с ментальными проблемами в этом году было особенно сложно, появились новые тревоги, обострились проблемы с едой, страхи, загоны, да все подряд. Но мы все были сильными. Сегодня я услышал такую фразу: «Ты уже пережил(а) 100% своих плохих дней. Ты молодец». Мне это помогло, надеюсь, поможет и вам.» Как карантинный период сказался на твоём мироощущении и здоровье?
Ну, очень плохо *смеётся*. Как раз вся вот эта цепочка событий и совпадений, которые привели к тому, что я не мог ничего делать, очень сильно ударила по мне. Из-за этого впал в депрессию и выбираться из неё начал только вот сейчас. Это было очень-очень сложно, когда нет сил просто пойти поесть.
В чём для тебя состоит процесс лечения от депрессии?
Люди лечатся от депрессии медикаментами и сессиями с психотерапевтом. Но у меня особо не было возможности на это всё. Ни денег, ни сил — ничего. Мне помогло то, что все эти события начали как-то… Стал проходить этот период, в который я ничего не мог. Пандемия начала сходить, и Юна, моя девушка, переехала сюда. И я съехал вот сюда от Шаров. Отрезал себя от тех факторов, которые меня вгоняли в такое состояние. Мне стало понемножку, помаленьку становиться легче. Я всё ещё не до конца из этого выбрался, другие проблемы уже начались…
То, что было раньше, все эти вот гигантские проблемы прошли, мне стало становиться легче. Я стал находить в себе силы наконец-то, чтобы жить. Юна мне очень сильно помогала. И как-то понемногу всё стало проходить. И вот сейчас я в таком пограничном состоянии нахожусь, когда что-то давит, но я могу с этим справляться.
Сколько вы вместе с Юной?
Почти пять лет. В апреле следующего года будет.
Фото - ШАРЫ →
В этом году несколько раз ты недвусмысленно намекал подписчикам твоих соцсетей, что тебе нужны деньги на карту. Также ты проводишь игровые стримы, где зрители имеют возможность направить тебе донат. Вася и Максим, например, в таких поступках не были замечены, ибо, по их словам, денег, получаемых благодаря Шарам, им вполне хватает. Тот же Максим даже сознательно отказался от гастролей в рамках ансамблей, что раньше составляло его основной заработок. В отличие от них, ты испытывал проблемы с добычей финансов?
То, что они тебе сказали, они, мягко говоря, приукрашивают. Как бы, не знаю, стоит ли мне вообще там за них что-то говорить, но то, что им хватало средств, получаемых от группы Шары, — это неправда.
В частности, ты просил деньги на медикаменты в связи с депрессией?
Нет, это уже другое было. У меня в этом году начались проблемы с желудком. Я сходил к врачу, он мне прописал лекарств. И так сложилось, что в тот момент я уже занимался сведением, уже работал, стримил. Так совпало, что в тот момент денег хватало только на приём врача, а на медикаменты я как-то не рассчитал финансов. Я из отчаяния написал в тот же момент, мне сразу скинули денежки. Я всё-таки смог купить на скинутые деньги лекарства. Но вряд ли такое произойдёт снова, потому что сейчас я зарабатываю. Не так много, как хотелось бы, но расту. Кушать есть на что, по крайней мере.
С недавних пор ты активизировался как, скажем так, музыкальный продюсер. В своих соцсетях ты публикуешь работы групп, к чьему творчеству приложил руку. Твой доход — это только занятия сведением или есть другие источники?
Помимо Шаров я нигде не работал, по сути. Какое-то время реально хватало того, что зарабатывали с Шаров. Когда мы могли ездить в туры и после туров можно было долго жить на заработанное. А сейчас я зарабатываю как продюсер, звукорежиссёр. И, по сути, у меня других источников заработка нет. Какое-то время я действительно занимался стримами игровыми. Но они были больше не источником заработка, а хобби с приятным бонусом в виде донатов. И там тоже возникла аудитория, которая смотрела все стримы, донатила постоянно. Я мог заработать тысячу-другу, пять тысяч в лучшие времена. А сейчас только сведение и раз в квартал со стримингов со старых альбомов Шаров должно прилететь что-то.
Ты публикуешь в своих соцсетях все работы, к которым приложил руку?
Я всё лето этим занимался, и уже достаточно много сделал релизов. Но у ребят, которым я всё делал, свои планы на релизы. И всё, что вышло сейчас, это один сингл Крутой краб Темпуро и EP Backside Kickflip. И есть ещё один альбом, который должен выйти в скором времени [уже вышел: не танцуй — «Просто так» — прим. Роккульт]. Есть ещё половина альбома у других ребят, которую я свёл. Тоже не знаю, когда выйдет. Есть ещё куча всяких синглов, которые пока что не вышли. Поэтому, пока что, я публикую всё, что выходит, потому что релизов выходит мало. Мне не кажется честным, что если я не достаточно хорошо сведу какую-то песню, то я не буду её выкладывать. Нет, я буду всё выкладывать.
Твоя запись от апреля текущего года, написанная во время тура Шаров: «Как-то этот тур даётся более тяжко, чем обычно. Возможно, дело в большом перерыве, или в том, что я сразу заболел в первых городах, а может я просто уже старик». Известно, что в каждой шутке есть доля правды. В тот момент тебе действительно стало в тягость гастролировать?
Не знаю, тогда я описал просто свои ощущения здесь и сейчас. В турах было всегда тяжко. Это очень сложный и выматывающий процесс. И морально, и физически. В таком темпе очень сложно жить. И, когда ты понимаешь, что у тебя впереди ещё два месяца такой жизни, а ты уже устал, то как-то грустно становится.
Фото - ШАРЫ →
28 сентября 2021 года Шары анонсируют крупнейший тур почти из пятидесяти городов и длительностью почти три месяца. Через десять минут под анонсом появляется твой комментарий: «А вы не хотите не на*бывать людей и сразу сказать, что только вдвоём поедете в тур? Или выгоднее, чтоб сначала все накупили билетов и только потом разочаровывались? Мы с Онто не в группе уже неделю, а они как-то не спешат об этом рассказывать». Максим Никонов оперативно и публично тебе отвечает и через час в сообществе Шаров публикуется очень формальный и довольно холодный пост следующего содержания: «Наши дорогие и юные слушатели и зрители, у нас есть для вас не самая хорошая новость. Наш коллектив покидают Саша Беличенко и Антон Увин. Большое спасибо ребятам за эти невероятные годы, что мы провели вместе! Мы желаем ребятам успеха в их дальнейших начинаниях. Эта новость никак не повлияет на тур, все концерты состоятся. Крепко вас обнимаем, всё будет хорошо!» Что произошло за неделю до этой записи?
Чуть больше за неделю до этой записи произошла репетиция первая к предстоящему туру. И на ней ничего нового, в принципе, не произошло. Там была всё такая же токсичная атмосфера, как была раннее до этого. Также ругались, также всё… Как уже давно началось.
С чего всё началось?
Пока жили вместе — тогда и началось. Стали ругаться друг с другом. Много споров и конфликтов возникало. Ну, и мы собрались репетировать альбом, который эти двое написали без нас с Антоном. И как бы главная претензия была в том, что мы двое не участвовали в записи альбома. И куча плохих слов после этого.
Вы знали, что Максим и Вася пишут альбом?
Мы были в курсе, что альбом пишется, и мы предпринимали какие-то попытки тоже влиться в его написание. Но просто… Это всё обрубалось на корню словами: «Мне с Максимом работать комфортнее, и всё, что вы в этот альбом напишете, всё равно будет говно». «Мы такие классные, будем писать альбом, а вы — отвалите, идите занимайтесь своими жизнями. Зарабатывайте деньги, с девушкой своей живите». Очень обидно было, потому что мы хотели этим заняться — писать свой альбом. Мы ещё летом, ещё до этого всего, когда мы репетировали, готовясь к какому-нибудь PunkRupor, мы разгоняли как раз эти новые песни, которые впоследствии вошли в этот альбом. И просто всё, что мы с Антоном пытались как-то сымпромизировать, написать какую-нибудь партию — всё это встречалось закатанными глазами. При чём без каких-либо объяснений, в чём проблема, как сделать лучше. Ты играешь, а тебе говорят: «Ты говно играешь, перестань говно играть. Играй нормально». А что значит нормально? Непонятно. В итоге мы порепетировали последний раз, и после какое-то время мы не собирались. Я написал в чат общий, спросил, когда будет следующая репетиция. Всё выучено, что они просили, осталось только собраться. И они просто пишут: «Пока давайте вместо того, чтобы репетировать, просто встретимся в каком-нибудь нейтральном месте типа кафешки, и все обговорим». Много накипело, нужно пообщаться, всё разрешить. Ну как бы окей, давайте. Обозначили время и место, пришли. И начался какой-то цирк. Я не буду пересказывать всё, что там было, — много всякого говна сказано. К чему это в итоге привело? Этот разговор был не для того, чтобы решить конфликты. Всё уже было решено ими двумя уже хрен пойми сколько времени назад. А нас просто поставили перед фактом: «Вы — говно и как музыканты, и как люди. Нам не хочется с вами общаться. Вы сами виноваты, что ничего не написали в альбом». Хотя мы пытались, буквально напрямую говорили. Звали писать вместе, репетировать. Тот же процесс, что и на прошлых альбомах хотелось воссоздать, когда мы все вместе что-то пишем. Не получилось. Нам сказали, как бы всё, до свидания. Уходите. Про замену я узнал только из поста, на самом деле. Нас с Антошей отрезали от всего, что происходило между ними. И что они там обсуждали, какие планы строили.
Почему я вообще написал тот комментарий? Мне показалось нечестным, что сначала они анонсят тур самый большой в своей истории и ни слова за эту неделю, которая прошла с того момента, не было нигде сказано про то, что мы с Антоном не поедем туда. Что мы вообще не в группе. И тогда, в том разговоре, не было никакой речи о том, когда это будет анонсироваться. Но просто такой логичный вопрос — почему это было сделано не сразу? Почему была неделя тишины и почему только после анонса тура это всё произошло? И постфактум мы потом узнали, что они якобы не могли этого сделать и по каким-то там надуманным причинам.
Вася и Максим, с твоей точки зрения, изменились за время пребывания в Питере или дело в том, что ваши отношения дали трещину?
Я не знаю. Это был долгий вообще процесс житья вместе и нарабатывания каких-то конфликтов, что вылилось в итоге в это всё. Не было какого-то одного конкретного момента, после которого мы окончательно поссорились. Это как-то очень долго образовывалось. Я даже не знаю, что на это ответить.
В тот же вечер были анонсированы имена музыкантов, которые займут ваше место во время тура. Это Сеня Богданов из группы После Прочтения Сжечь и Кристина Анисимова. Всё это больше похоже на временное замещение для тура. Тебе известно, кто может вступить в полноценные позиции гитариста и басиста группы Шары?
Нет, я вообще не в курсе, без понятия. Я об этих-то узнал только из анонса…
Ты испытываешь ревность к освободившимся местам в группе?
Нет, вообще не испытываю. Кристину, например, я вообще не знаю абсолютно. А Сеня… Ну, не знаю. С ним мало общались достаточно, так что без понятия. Но каких-то обидок, из-за того что они заняли наше место, нету. У меня, на самом деле, как камень с души упал. После всего этого уже не хотелось вариться во всей этой атмосфере. И я даже представлял, как я поеду в этот тур, и мне плохо становилось от одной этой мысли.
Обсуждая с Антоном сложившуюся ситуацию, к каким выводам вы пришли?
В принципе у нас с ним достаточно одинаковые соображения и эмоции от этого всего. Конечно, очень обидно, что так получилось. Что у нас не получилось написать ничего к этому альбому, что нас отрезали от тура и денежных средств, которые мы могли бы получить. Но мы, с другой стороны, скинули груз с плеч. Поняли, что заживём по-новому. Вся вот эта токсичность пройдёт, которая не давала покоя всё это время.
Последний год ты готовил себя к этому событию?
Ну, не знаю насчёт готовности. У меня были мысли, что я, скорее всего, не задержусь в этой группе. Но с другой стороны хотелось продолжать, делать вместе со всеми новую музыку. Но конфликты не позволили этому продолжиться. Я, наверное, не осознал до сих пор всей этой глубины ушедшей эпохи. Что семь лет жизни, что всё теперь по-другому. Я не жалею ни о чём, что происходило в эти семь лет, но… Да, есть какая-то злость, какая-то обида от того, что так вот поступили. С другой стороны уже просто достало. И как-то хочется заняться чем-то другим. Тоже музыкой, но в какой-то более приятной атмосфере.
Я, в принципе, подозревал, что что-то такое произойдёт, когда мы туда придём… Мысль была: «Ну, если и не выгонят, то и пофиг — продолжаем. Если да, то пофиг — потом локти будут кусать».
Фото - ШАРЫ →
В данный момент ты прервал общение и с Васей, и Максом, и Витей?
Ну, не знаю. У нас с ними особо общение и не складывалось последнее время. Сейчас мне нет нужды общаться с ними, да и не хочется как-то. А у них нет нужды общаться со мной.
В начале августа ты опубликовал следующий текст: «Пару дней назад пережил первую в жизни паническую атаку. Ощущения, мягко говоря, не из приятных. Очень сильно сочувствую тем, кто ловит их постоянно. И как-то моё здоровье вообще решило поиграть со мной в игру. Не могу выспаться, и не важно, сплю 7 часов или 12. Постоянно дергаются глаза. Я все время весь трясусь как сраный чихуахуа. Тошнит не переставая, не могу нормально есть или даже просто почистить зубы, потому что чуть что, так все выходит наружу. Совсем нет сил ни на что. Даже тупо помыться нужно себя заставлять. Уже месяц не выходил за пределы района, потому что это вообще кажется невыполнимой задачей. На общение ресурсов вообще ноль. Денег нет совсем. Каждый день приходится работать, пока уши не завянут, чтобы заработать на завтрашнюю еду. Но бывает, что и не успеваю. Радует только, что зарабатываю хотя бы тем, что нравится делать. Но все равно в последнее время делаю это чуть ли не сквозь слезы.» Похоже на то, что проблемы в Шарах стали прямым следствием твоего самочувствия?
Я не знаю, не знаю… Вообще просто всё это, происходящее со мной, как-то достаточно игнорилось в коллективе. Никому не было дела особого до этого. Не знаю, может ли это быть каким-то определяющим фактором.
В начале июня текущего года ты написал по-настоящему откровенный текст о себе: «Каково быть интровертом, когда все вокруг тебя — экстраверты? Ответ: ну такое. На любой тусовке, где ты волей или неволей оказываешься, ты становишься наблюдателем. Сидишь прямо в гуще процессии, но словно смотришь на все со стороны, слушаешь, иногда смеёшься, но в основном молча пьёшь. Ведь вместо всего этого ты бы хотел быть сейчас дома на диване, смотреть сериал и жрать пиццу, и чтоб вокруг была идеальная тишина, и ничто не мешало. Но экстраверты снова тянут тебя на свои экстратусы. И тебе начинает казаться, что это с тобой что-то не так, что ты просто не умеешь веселиться, а твои ресурсы тем временем стремительно кончаются, если рядом больше трех человек. И все разговоры превращаются в шум. А совсем иронично, если ты интроверт, но при этом гитарист в более-менее известной группе, и после каждого концерта тебе нужно общаться с кучей людей. Вот это вообще мем. Короче, о чем я вообще. Быть одиночкой — нормально. Любить тишину — чудесно. Живите так, как вам комфортно и не мучайте себя тем, что вам не по душе».
Ключевая фраза этого текста звучит так: «Совсем иронично, если ты интроверт, но при этом гитарист в более-менее известной группе, и после каждого концерта тебе нужно общаться с кучей людей». В какой-то степени тебя всегда напрягала твоя медийная жизнь?
Ну, не сказать, что мне не нравилось. Конечно, мне это нравилось. После концерта все эти горящие глаза… И я, как мог, действительно общался с людьми, просто это очень сильно выматывало. Потому что я представляю из себя человека такого, скорее закрытого. И много общаться для меня достаточно сложно. В моём понимании желание общения — это конечный ресурс. И когда такое происходит каждый день буквально — тебе нужно общаться с кучей народа после концерта — это сложно и выматывающе. После этого хочется просто отдохнуть.
Ты посвятил группе Шары семь лет своей жизни. Что собираешься делать дальше?
Ну вот это вот, я ждал этого вопроса всё интервью, чтобы обломать…
Ну, я готов обламываться.
У меня уже есть проект. И, в принципе, люди, которые следят за мной в интернете, уже могут догадаться, что это будет и с кем это будет. Значит так: мы с Олегом Бынзарем, бывшим барабанщиком группы После Прочтения Сжечь, скооперировались и уже какое-то время делаем собственный проект. Уже записан EP, и я уже свожу его в данный момент. Выйдет, пока не знаю когда, но в этом году. Ближе к концу осени, не раньше зимы. И у нас всё классно. У нас дуэт, мы вдвоём без других музыкантов делаем своё.
У проекта уже есть название?
Да, называется Кризалис. Это коверканное достаточно название куколки бабочки, от английского chrysalis. Куколка бабочки, которая символизирует перерождение и начало новой жизни.
БЛИЦ
Внутренее ощущение или оценка со стороны?
Внутреннее ощущение.
Слушать музыку или играть музыку?
Играть музыку.
Существует ли недооценённая музыка?
Да, конечно.
Где встречать старость?
В гробу.
Любимая песня ШАРОВ?
«Точка горизонта» из «Маленькой части чужих проблем».
Какой поступок ты никогда не простишь человеку?
Предательство.
Главный дар Бога тебе?
Не знаю… Густые волосы!
