Александр Ионов (Ионотека) — «Россия — прекрасная страна, где можно заработать деньги»

В 1991 году, несовершеннолетним подростком, Александр вместе с матерью уехал из разваливающегося СССР в США. В течение пятнадцати лет, прежде чем полноценно вернуться на Родину, Ионов играл во множестве групп, прошёл карьерный путь от охранника в музее до компьютерного инженера в крупнейшем калифорнийском банке. От грехов юности, когда он воровал кассеты в магазинах до достойной взрослой жизни с достойным заработком и с сознательным выбором жить в современной России – история Александра не имеет аналогов. В 2006 году с огромным багажом зарубежного опыта и критическим взглядом на жизнь в России и на Западе, Ионов переехал обратно в город, где он родился. На этот раз навсегда — судьба петербургского андеграунда была решена.

Тем не менее Ионов — одна из центральных фигур питерской «подпольной тусовки». Среди множества его заслуг: объединяющий неформалов клуб Ионотека, фестиваль Ионосфера, феномен Гречки, Альбины Сексовой и великое множество локальных коллективов, поднявшихся за при помощи его стараний. Человек, который на культуре не зарабатывает, а старательно её взращивает. На почве андеграунда не все семена могут радовать урожаем, но тем Александр и отличается от прочих, он даёт шанс практически всем, не дискриминируя. Именно поэтому его и уважают, и иногда боятся.

Объясни, какой музыкой занимается твой лейбл Ionoff Music?

Сокращённое «indie» с английского переводится как независимый. То есть в данном контексте независимый — это нечто нераскрутившееся, начинающее, иногда домашнее. То, что не привлекло внимания больших лейблов, которые готовы платить большие деньги. Инди – это может быть и девочка с акустической гитарой и ребята с шумным панк-роком. Это уровень известности, уровень раскрученности. Их уровень в музыкальном бизнесе вообще. А вот если я описываю группу с определённым звучанием и употребляю термин инди-поп, то я имею в виду определённый стиль музыки, возникшей на Западе. Это определённое гитарное звучание, и в данном контексте оно уже не относится к уровню известности группы. Возьмём Radiohead — в начале их карьеры у них было вполне инди-рок звучание. Но они уже давно не инди-рок. Это мейнстрим. У «инди» есть множество контекстных значений и в них легко запутаться. Если мы говорим о гитарном звучании — это одно, если о статусе группы — то другое.

Почему ты даришь названиям организаций свою фамилию?

В царской России существовала традиция присваивать свои имя и фамилию бизнесу. Даже многие старинные здания в Петербурге остались с прежними названиями. Елисеевский магазин, например. Это очень-очень круто, и так просто совпало. Я точно не думал ни о какой традиции. Это была хохма абсолютная, ведь люди всерьёз думали, что у меня огромное ЧСВ. Будто у меня дома пантеон собственных фотографий и памятник самому себе. И да, потом я даже назвал своей фамилией бар (Ionoff Bar). Вот я сейчас работаю над новым проектом без моей фамилии в заглавии. Будет оригинальное название. Да и какая разница — если хейтеры поймут, что проект от меня, то они всё равно захейтят. Как ни называй, реакция не изменится.

Ты — бунтарь?

Никакого бунтарства во мне нет. Это больше желание не вписываться в скучные рамки истеблишмента, находиться в которых достаточно неинтересно. И поэтому это может казаться искусственным бунтарством, хотя его совсем нет. Просто нежелание работать в рамках или шаблонах, которые изначально не привлекательные. Если кому-то нравится то, что я делаю, — я рад. То есть нет такого, что мне наплевать. Всегда приятно получать какую-то позитивную оценку. И негативную оценку тоже. Можно поругаться с хейтерами, я это достаточно часто делаю. И я бы кривил душой, если бы сказал, что мне всё равно, потому что я постоянно ругаюсь со своими хейтерами. Естественно, я не кокетничаю как собачка ради конфетки, только бы получить хороший отзыв. Но, я думаю, так почти никто не делает, это совсем глупо. Сколько бы интервью я ни давал, люди всегда выдумывают про меня что-то обидное и абсурдное, неумное. Или иногда наоборот слишком много хорошего пишут, слащаво. Сколько людей – столько и мнений. Вот вроде история — научная дисциплина, а основывается на том, кто и что кому рассказал. Получается так, что бабки на кухне обсуждают, что «такая-то» с «тем-то». Так и история как наука: разные ученые описывают разные события, как бабки на кухне. Вот к чему я клоню, что, по сути, история — научная дисциплина, в которой академики апеллируют принципом сплетен. Я вот тоже, наверное, какая-то там историческая фигура десятилетия в музыке. И обо мне говорят с одной стороны, что я — жулик-мошенник, который продал андеграунд. А на самом деле я хожу в рваных кроссовках и чувствую, как мои ноги впитывают сырость Петербурга, потому что я недостаточно наворовал у детей-музыкантов денег на новую обувь.

Я думаю, глупо отрицать, что русский менталитет отличается от прочих. Можно здесь притянуть за уши и климат и географию — всё это по-своему оправдывает уникальность русского менталитета, но не полностью. И историю очень сложную нашей нации, нашей страны можно вспомнить. И всё это сказывается на менталитете. То есть такая, немножко биполярка: и безудержное веселье, и безумная тоска смешиваются вместе.

У наших людей чувство справедливости сильно развито, и они готовы идти на большие жертвы, иногда прагматически неоправданные. С одной стороны это хорошо, с другой стороны — это плохо. Если это помножено на идеологию социализма или коммунизма, то возникают целые поколения людей, которые думают, что им все обязаны, и что справедливо будет «взять всё и поделить». У меня порой очень консервативные взгляды, но они совмещаются и с достаточно либерально-демократическими убеждениями. Это очень нетипичный набор для России, потому что у нас мир обычно делится на чёрное и белое. Мы живём в таком мире Толкина, где есть только добрые гномы и злые орки. Возможно, мне нравится тусоваться с орками, а в душе я — эльф. Такое, собственно, в жизни и бывает. Хотя Толкин и великий автор, но, к сожалению, чёрно-белая картина мира – это всё для детей сказочки. Цветов не один и не два, а миллион. И это для меня нормально тусоваться с националистами, а потом выпивать с геями. Сходить на веганскую тусу, а дома сырое мясо съесть. Я разный. И все разные. Я очень стараюсь этому принципу следовать, ибо мне близка библейская идея Ноева Ковчега, на который впустили и прекрасного барашка, и отвратительную змею.

Также я вынужден жить в правовом обществе как бизнесмен. Я разочарую всех русофобов и путинофобов, что в любой стране это так работает. Нигде абсолютной свободы не было и нет. У меня был концерт, где люди одевались в Ку-Клукс-Клановские плащи. В Штатах они бы сразу оказались в полицейском вагончике. Мне так пофиг, но есть в нашей стране законы, которые мы всё-таки должны соблюдать. Это как правила дорожного движения — иногда мы ходим на красный свет, иногда перебегаем улицу. Мы рискуем, нервируем водителей, мы нарушаем. Вот так же со всеми этими панк-рокерами. В принципе, законы созданы, чтобы люди под колесами машин не умирали, а дети не малевали Гитлера в своих тетрадках, чтобы потом убивать людей с другим цветом кожи. Законы существуют, чтобы контролировать животные инстинкты населения. Какая разница, согласен ли я с ними или нет — они существуют. Во всех странах. Их нужно принять или уехать жить в лесную пещеру. Получается, цензура нужна. Она начинается хотя бы с того, что мы должны носить одежду. Это уже цензура над природой, над естественным. Я вот дома люблю без одежды ходить — мне свободно. Но я один живу. Но так как мы живём не одни, а в обществе, то мы носим одежду и соблюдаем какую-то гигиену и прочее. Те, кто протестует против цензуры, рано или поздно доведут человечество до животного состояния — они разрушат всё.

Я бы не стал никому затыкать рот. Да, мне часто неприятно от изощрённых проявления свобод. Особенно от бессмысленных. Постмодернизм заточен на дискомфорт. Я вот проводил концерт группы Shortparis в 2013 году: тогда они вынесли огромный 6-метровый плакат с Богоматерью и вырезали у неё лицо. Естественно, мне как православному человеку это не понравилось. Это оскорбление лика иконы. Я спросил: а зачем? Но не получил внятного ответа. А что, я ругаться буду на них в образе эдакого «сетующего старикашки»? Зачем мне это? Мне и погода на улице часто не нравится, что я теперь бороться с природой буду, трясти кулаком в небо? Мой личный вопрос к группе Shortparis — для чего это было сделано? Зачем? Это подводка к тому, что мне хотелось бы услышать от группы Shortparis перед тем как мне станет вообще безразлично: а собака-то вообще зарыта? А, может быть, собаки и нет. Потому что иногда создаётся впечатление, что холмик стоит, собака зарыта, но её самой нет. Вот все увлекаются расследованиями Навального, а я всё жду, когда будет расследование группы Shortparis. Когда мы найдём реальные смыслы в их часто шокирующей эстетике? Возьмём, например, творчество Булгакова. Искусствоведы по нему пишут целые тома, добрую часть которых занимает ответ на вопросы о символизме предметов, например, почему цветок розы на страницах романа Мастер и Маргарита появляется шестнадцать раз? Я читал эти исследования, это абсолютно сумасшедшее погружение в мир смыслов. Так почему такое же исследование не провести над творчеством Shortparis и объяснить наконец, зачем они вырезали лик Богородицы и смутили Сашу Ионова? Зависит, конечно, от того, кто будет копаться, но точно будет интересно. У либерально настроенных изыскателей даже Новичок в трусах находят. Мне бы хотелось услышать мнение людей, превосходящих меня по интеллекту. А это совсем не сложно, ну вообще не сложно. Несколько высших образований желательно, чтобы всё нам разложили по полочкам. И после этого я хочу хлопнуть себя по лбу, и сказать: «О, что ж это я не понял-то сразу, что же я дурак такой…!» Мне нравятся Shortparis в музыкальном плане, но для себя я бы хотел больше ясности к чему все эти имиджевые ужимки, я ведь и так понимаю какую роль играет Богородица в русской культуре и что с этим образом стало в век инстаграма и тик-тока. Так что непонятно где они искусственно умничают, а где сверкает мысль и идет манифестация чего-то интересного. Я пока что вижу много скрытой конъюнктуры и псевдоинтеллектуального стёба. И вот между переигрыванием и искренностью мне хочется увидеть элемент, который позволит мне сформировать целостное мнение.

К сожалению, я могу высказать много негативного об особенностях русской музыки. У русских музыкантов есть огромное количество провинциальных комплексов. И на это обречены многие страны, как минимум вся восточная Европа. Такие страны, как Франция и Германия, надо отдать им должное, пытались создать собственную национальную рок-музыку. Есть такой термин «Новая немецкая волна», он образовался в середине восьмидесятых. Там были свои звёзды, и они немножечко смогли подняться. Во Франции есть свой жанр, у них периодически возникают мега-звёзды по типу Сержа Гейнсбура. Шведы пошли своим путём и доказали, что могут производить уникальный мировой продукт: ABBA и Roxette. Швеция в этом плане — странная страна. Там нет ничего сугубо национального, тем не менее они дали миру универсальных АВВА, продажа пластинок которых превысили продажи The Beatles. Они бесспорно занимают англо-саксонский трон в поп-музыке прошлого века. А другие страны страдают от излишней провинциальности, и Россия в их числе. Мы не создали уникальный российский продукт. Ну, кроме классических жанров, разумеется. Наши величайшие композиторы и балеты — всё это наше, традиционное. Этим нужно гордиться. Нужно помнить, что абсолютно весь западный мир сейчас в новогодние праздники будет слушать Чайковского, танец Феи Драже, если не ошибаюсь. Это рождественская музыка, но они даже не знают, что это Чайковский написал. Тоже на уровне обезьян всё работает: включили сигнал, значит выдадут корм. Включили Чайковского, значит будут подарки, праздники. Этим мы можем гордиться наравне со Швецией. У них — ABBA, у нас — Чайковский. Но только Чайковскому уже лет сто пятьдесят, ничего нового в музыке мы пока не произвели и ни в чём таком не лидируем, к сожалению.

А то, что мы называем русским роком, это та музыка, которая появилась в ответ на очень странную ситуацию в стране, когда всё было запрещено, в СССР. И вот эта голодовка, когда гитару дома из досок делали и пластинки печатали на рентгеновских снимках. Все эти динозавры от Гребенщикова до Шевчука — это порождение исключительно того времени. К тому же у нас всё было завязано на политической и социальной ситуации в стране. Сейчас такое странное время, потому что у нас появилось практически стабильное общество. Опять же это не понравится либерально настроенной общественности и оппозиционерам, но в каждый питерский двор и колодец я захожу, а там стоят иномарки. Всюду стеклопакеты, всюду кафель итальянский, как в анекдоте про три золотых портсигара. То есть люди обрастают жирком, жирком мещанства. А история говорит, что большинство современных революций возникают на фоне жира. Студенческие бунты во Франции, хиппи в шестидесятых. После войны и ужасных кризисов выросло новое сытое поколение, которое начало бунтовать против сытости. То есть те продукты социально-музыкальные, они не рождаются в перестройку, они рождаются с жира сытых обывателей. Это нужно очень хорошо усвоить тем людям, постоянно критикующим Путина, который им этот жир и наращивает. Он может быть всем из себя плохим, но он обеспечивает, чтобы стадо русских людей наживало жир. Наращивало после века голода, войн, передряг, всяческой жести. И из этого жирка появятся те, кто будет бунтовать, бунтовать с жиру. Против чего бунтовали хиппи? Чтобы лифчики не носить? Или чтобы не идти воевать? Потому что воевать никто не хочет. Или во Франции почитайте, против чего бунтовали. Вот и складывается такая музыка потихоньку, совершенно отличная от поколения Бориса Гребенщикова. Если вы послушаете группу Увула, то это совершенно другая музыка и другие люди. У них основная проблема – быть понятыми, а не джинсы купить на черном рынке как в СССР, где «свобод» не было кроссовки носить.

У Ionoff Music есть ряд проблем: текучка кадров, отсутствие денег и определённых практик, чтобы продвигать артистов. Я признаю, у меня есть минусы. Я не всё могу физически, времени и сил не хватает. Артисты уходят на лейблы крупнее, но все они должны понимать, что деньги, которые там выдаются музыкантам, лейбл рано или поздно вернет себе. То есть эта инвестиция — это не подарок, никому ничего большие лейблы не дарят, всё в долг. Это всегда такой сыр в мышеловке. Как это работает у нас? Изначально в группы вкладываюсь я, а потом с концертов мы отбиваем эти суммы. Россия — прекрасная страна, где можно заработать деньги. Тех, кто этого не понимает, мне очень жалко. Что отличает меня от других независимых лейблов? А то что я очень часто беру риски и подхожу ко всему без занудной бизнес-логики. У нас же все такие серьёзные, что в петлю лезть хочется. Кому нужна была Гречка привокзальная? Никому. Результат вы знаете. С вокзала на Первый канал. Далее, ни один продюсер не набрался смелости прикоснуться к Альбине Сексовой. А я взял и вывел её в топы русского сегмента Apple Music. И Альбина перегнала по прослушиваниям Лану Дэль Рэй и группу Placebo в России. Это немножко сумасшедший подход, именно поэтому меня и уважают, и часто боятся, что я еще выкину, какой сюрприз?

Я бы хотел видеть наш лейбл как коллективное братство, особенно в тех ситуациях, когда у нас с музыкантами Ionoff Music были туры по России. Все вместе в одном автобусе, мы ездили по различным городам. Это была такая общая тусовка, но, к сожалению, очень трудно призывать молодые группы к какой-то общности. Потому что каждая из них индивидуальна и хочет выбиться в люди, и это нормально, я понимаю ребят. То есть сложно объединить их в какую-то коммуну и сказать: «Давайте платить взносы!», нафиг это надо? Ты же хочешь раскрутиться и упорхнуть на Universal Music. А там начнется взрослая жизнь и добрый Саша Ионов будет казаться светлым ангелом по сравнению с бизнес-требованиями больших лейблов.

Хорошо помню то время, когда музыканты надеялись выпустить свою кассету или компакт-диск, потому что других способов распространить свою музыку не было. Огромное количество информации и ресурсов пришло вместе с интернетом. Человек может послушать, как звучит лондонская группа, записанная буквально вчера. Все тренды раньше доходили к нам с огромным опозданием, особенно к советским музыкантам. Все они ждали, когда журналы, видео и музыка доберутся до наших границ. Сейчас, разумеется, с появлением интернета такая проблема пропала. Интернет стирает все временные и географические рамки. Сейчас пару кликов в телефоне, и твоя музыка доступна всем, даже бомжу на Филиппинских островах. Никаких преград, кроме покупки сносного компьютера, нет. Если из тебя прёт музыка, то не нужны никакие дорогие инструменты. Даже используя GarageBand на стареньком айфоне, можно записывать музыку. Если из тебя прёт креатив, то никакое качество записи на впечатлениях слушателя не скажется. Ты можешь загрузить всё это в музыкальные сервисы, тебе будут капать деньги оттуда, на которые ты сможешь накопить на гитару. Я, когда копил на гитару, буквально не доедал. Мне приходилось работать грузчиком, чтобы её купить. А современные ребята и в Instagram могут заработать, легко. Талант стало проявить гораздо легче, чем раньше.

Конечно, даже сейчас есть недооценённая музыка. Есть группы, которые достигли высокого уровня, но всё равно не стали популярными глобально. И, разумеется, они недооценены. Полно таких. Когда я ищу редкую музыку на YouTube, внизу я вижу огромное количество комментариев на английском языке, которые вопрошают, почему же та или другая группа настолько недооценена. В глобальном смысле недооценённость существует, мир несправедлив. И вот всё чаще я возвращаюсь к политике и социологии — никакого равенства и справедливости в природе не существует. Всегда приходит сильное животное и убивает слабое. И все мои лекции для музыкантов начинаются с того, что я утверждаю, что они как артисты в принципе никому не нужны изначально.

Недавно с молодым парнем про политику разговаривал, и он очень хочет, чтобы Путин ушёл. Я ему говорю, да Путин уйдёт конечно, надоел он уже всем. Но я тебе обещаю, что после ухода Путина всё будет очень грустно, серо, занудно. На его месте окажется еще какой-то функционер. Наступит серый застой, пост-путинская эра. Парень почему-то думает, что Путин уйдёт, и яркий фейерверк окрасит небо. На самом деле последователи Путина ещё долго и скучно будут по инерции вести народ как стадо. И ничего интересного в стране не будет. Так что все те, кто думает, что после того, как я перестану организовывать концерты, начнётся веселье, благодать и праздник в мире музыки, я вас разочарую — веселье не начнётся. Скорее всего придут мрачные дяди-бизнесмены, увидят окупаемость вашей чудо панк группы и отправят группу обратно в подвал. И никому эти группы нужны не будут, а меня как святого поминать будут.

К сожалению, в России на данный момент нет института как в США, где крупные лейблы берут по своё крыло небольшие организации. Я был бы счастлив, если бы Warner Brothers предложили мне стать их саблейблом, и я бы выступал в роли скаута — искал хорошие группы по стране. Но в России этот институт вообще не развит. У нас достаточно жёсткие рыночные отношения: нет места для взращивания новых артистов. Потому что всё это крупные риски. С экономической точки зрения у меня нет претензий к большим лейблам — это абсолютно здоровая бизнес-логика. На Западе существует определённый денежный буффер, благодаря которому крупные лейблы могут помогать, например, странным маленьким лейблам, у которых время от времени выстреливают артисты. Рано или поздно, такой маленький лейбл под крылом мэйджера подарит миру новую Nirvana. Но в России такое невозможно. Если это интервью будет читать какой-нибудь супер-дупер директор Universal Records, то пусть перезвонит, и мы этот вопрос обсудим. Эту вертикаль нужно выстраивать, но у нас этого института вообще нет. Если не будет меня — не будет и лейбла. Вообще ничего не будет. Чем дольше я живу, тем больше, к сожалению, понимаю, что в основном люди — ненадёжные и в целом разочаровывают, доверяю лишь себе самому.

Ионотека — это убежище, куда люди приходят, могут обратиться, и я постараюсь их невозможное сделать возможным. Например, в середине десятых группа Альянс собирала в Москве человек двадцать. Ко мне обратился молодой парень, который хотел сделать им концерт, такая у него мечта была, и я согласился попробовать. Помог нарисовать афишу, помог с пиаром. Парень выступал в роли переговорщика, я уже был не в силах ветеранам ковры и скатерти стелить. В итоге промо концерта я раскрутил всего лишь одной песней «На заре». И до того, как группа хайпанула на ютубе, мы сделали так, что забытая всеми группа собрала триста человек в андеграундном клубе. Это в 2017 было. Так что скорее люди сами меня находят и обращаются. Но в данный момент клуб теряет огромное количество денег, потому что ночных тусовок нет. Концерты мы проводим, но, к сожалению, концерты не приносят так много денег, как ночные танцевальные тусовки. Но это отдельная тема для разговора. Концерты высокоодухотворённой музыки для эстетов приносят раз в пять меньше денег, чем тусовка пьяных первокурсников, танцующих под Элджея. Деньги и культура — это вообще несовместимые вещи. Когда вам кто-то говорит, что можно заработать на андеграундной культуре, скорее всего вам пудрят мозги. Я надеюсь, что карантинные ограничения скоро снимут, потому что в принципе русские люди и наше правительство люди прагматичные и не такие идиоты, как на Западе. Это звучит очень ватно, знаю, но на Западе люди очень-очень зациклены на своей политкорректности. Они готовы разрушить собственный дом, чтобы всё было «правильно». А так они даже не ведают, кто им эти правила написал, просто так уже принято. То, что происходит с Black Lives Matter: люди идут на принцип, хотя проблемы даже и нет в реальности, просто провокация и истерика. У нас, всё же, правительство, не закрывает города, не вводит жесточайших ограничений. Несмотря на то, что есть огромные риски развития пандемии и заражения. Я не утверждаю, правильно это или нет. Тем не менее в правительстве понимают, что всё закрыть нельзя, и нужно как-то жить. Такой здоровый прагматизм. Я и китайской модели симпатизирую, когда они дубинками били людей, за то, что они на улицах тусили. У нас в стране какая-то золотая середина видимо. Никто не штрафует на пятьсот евро за приспущенную маску. У нас ещё что-то можно делать.

У тебя есть неприязнь к рэпу?

Не то что неприязнь, но нужно понимать, что всё инди, которым я занимаюсь, оно всё потеряло часть слушателей, ушедших в рэп. Он потеснил гитарную музыку. Не говорю, что убрал или заменил. Но чувствуется лёгкая обида со стороны гитарной музыки в сторону хип-хопа.

Что могло бы заставить тебя вернуться в США?

Наверное, меня нужно купить. Купить за очень большие, космические деньги. Меня нужно соблазнить, купить, чтобы я пафосно продал Родину и вернулся в США. Ну, это же бред. Этого не будет. Я делаю всё возможное, чтобы туда не вернуться. Мне совсем не нравится в США.

Ты веришь в дьявола?

Я верю в Бога. Этого достаточно.