Роккульт: В этом году Ленинградскому рок-клубу исполнилось 40 лет. Об этом много писали и говорили. Как Вы считаете, насколько все эти материалы отражают суть рок-клуба?

Гуницкий: Материалов о рок-клубе действительно очень много, хотя далеко не все понимают, чем он был. Многие думают, что это просто концертный клуб, но была целая структура. У рок-клуба была своя специфика, которая держалась очень долго. Группы в нём состояли разные: были и матёрые команды типа ДДТ или Аквариума, а были и совсем «зелёные», которые играть не умели. Это не просто объединение музыкантов, а объединение отчасти неформальное и даже, не побоюсь громкого слова, идеологическое. Существовала ситуация контркультуры, противостоявшей тому, что происходило вокруг нас, вокруг всех адекватных людей в нашей стране. Это было очень важно, конечно, изначально, потом уже рок стал более традиционным и перестал быть какой-то особенной «контрой», а стал привычной формой искусства и в нашей стране, и в нашем городе в том числе.

О сути рок-клуба материалы говорят немногое. Да, клуб был, клуб открылся, а что это, по сути, передано в очень приближённой степени, конечно. Но людям это было не очень важно. Я сам много лет не только вёл на радио музыкальную программу, но и писал в газетах и журналах, которые в нашем городе выходили. И там, конечно, специфика никому не была нужна. Когда я пытался писать что-то специальное, это всегда смущало редактуру тех изданий. Какие группы играли, какие песни были, — вот что воспринимала массовая аудитория.

Роккульт: Как было организовано взаимодействие рок-клуба с ЛМДСТ?

Гуницкий: Тут дело такое. ЛМДСТ это Ленинградский межсоюзный дом самодеятельного творчества. То есть, изначально рок-музыка была у нас по всему городу самодеятельной, даже те, кто довольно скоро стали профессионалами. Все они были как-то приписаны к ЛМДСТ. Это было важно поначалу для жизни самих групп. Они являлись не просто дворовыми командами, а были зарегистрированы в системе самодеятельности рок-клуба. Существовали членские билеты… А взаимодействие было довольно спокойным. Поначалу были какие-то смущения, проблемы любого рода, но потом они улетучились по мере жизни. Мы всех сотрудников дома самодеятельности знали, конечно, потом уже они узнали всех нас… и взаимодействие стало вполне нормальным и без напрягов. Всё-таки рок-клуб находился на том месте довольно много лет.

Роккульт: И здание на Рубинштейна тоже ведь принадлежало дому самодеятельного творчества?

Гуницкий: Рок-клуб и был как бы подразделением Дома самодеятельного творчества. Как отдельная секция. Более того, я даже могу сказать, что, например, были у нас всякие семинары, и какие-то деньги на это давал Дом самодеятельного творчества, точнее те, кто стояли за ним – профсоюзные шефы, которые финансировали всё это дело. Взаимодействие было вполне рабочим, а потом и вовсе стало не нужным, потому что дом самодеятельности, как таковой, исчез… и рок-клуб потом тоже исчез.

В ожидании концерта



Фото - rusmuseumvrm.ru 

Роккульт: Есть много споров о роли КГБ в истории рок-клуба. Как Вы считаете, какую роль оно сыграло в его возникновении и насколько сильно присутствие КГБ ощущалось в повседневной жизни?

Гуницкий: Вся эта легенда известная, что КГБ организовало рок-клуб… Конечно, были разные точки зрения, но всё, на мой взгляд, не совсем так. Всё-таки организация рок-клуба была инициативой музыкантов. В те годы в среде людей в целом и молодёжи в том числе было немало стукачей, но, конечно, никто не знал наверняка, что такой-то человек – стукач, поэтому подозревать могли кого угодно. Но всё равно, хоть это и была инициатива музыкантов, организовано это всё было не без КГБ. До открытия клуба на Рубинштейна были многолетние попытки, были какие-то рок-клубы и в других местах, они были менее крупные, менее структурно организованные, имели другие названия, но как-то не получалось. А потом получилось. КГБ тут не носит характер организующей структуры, но, конечно, они курировали рок-клуб. В то время, когда рок-клуб уже встал на ноги, когда велась работа, были концерты, была такая ложа в Большом зале… Большой зал дома самодеятельности это такое условное название, потому что он был не очень большой, 500 мест, но на концерты крутых групп набивалось до 700 или больше зрителей, особенно когда были фестивали… Итак, была такая большая ложа сверху, и во время концертов там нередко сидели какие-то руководящие сотрудники дома самодеятельности и могли быть наблюдатели из КГБ. Так продолжалось довольно долго, но потом уже перестал об этом кто-либо думать, и сотрудники дома самодеятельности, и сами музыканты.

Но, конечно, они всё равно курировали рок-клуб и на каком-то этапе начали общаться практически со всеми более-менее значительными людьми в системе рок-клуба. Кого-то вызывали на Литейный, с кем-то встречались в других местах. У меня были две встречи с одним и тем же персонажем, не помню, как его зовут. Разговоры были довольно долгими и бессмысленными, и вопросы были довольно дурацкие. Я-то отвечал на вопросы, говорил про музыку и всякие нюансы, а его интересовало только одно: нет ли контактов с Западом – это было самое главное для ГБшников. Потому что в то время уже пошла «красная волна», и вот чтобы не зародилось нечто чужеродное благодаря музыкантам – это их волновало больше всего.

Роккульт: Чем Вы занимались как член Совета рок-клуба?

Гуницкий: Мы планировали нашу деятельность, думали, особенно после Нового года, о дальнейших фестивалях, придумывали, где это можно провести, договаривались с музыкантами, с местами, где будут проводиться концерты. Фестиваль проводился обычно в мае-июне. Было важно, конечно, заранее всё решить, а не в последний момент. В Совете были разные направления деятельности у людей: кто-то занимался аппаратурой, кто-то какими-то вещами внутриклубными. Я, как член Совета, принимал участие и в общих собраниях, конечно… Мы очень много занимались приёмкой в рок-клуб. Это было целое эпохальное явление — прослушивание. Были специальные прослушивания предфестивальные и по приёму в рок-клуб. Естественно, мы как-то вели отбор групп. Кого-то мы включали в состав выступавших однозначно. Но в рок-клубе было очень много групп, намного больше, чем могло влезть на фестиваль. И поэтому мы старались сделать какой-то отбор. Молодые группы мы обязательно ездили прослушивать. Мы по всему городу перемещались, приезжали на точку, где группа репетировала, слушали их программу, ну и, естественно, потом принимали своё решение. Это не было каким-то злобным моментом с нашей стороны, потому что мы всё-таки понимали уже, что к чему и кто что из себя представляет, но возникали иногда моменты трений, конфликтов, споров. Вот такая была работа. Ну и ещё одной обязанностью были контакты с внешним миром, то, что потом стало называться словом пиар. По мере возможностей я, как и другие ребята, занимался связями по городу с журналистами, какими-то известными людьми, музыкантами, литераторами… Приглашали их на концерты, на общение с рок-клубом. Старались приглашать дружественные СМИ, радио, телевидение. Это было важно нам для внедрения в среду городской культуры.

Ещё я вёл семинар по рок-эстетике. Рекшан вёл рок-поэзию, я вёл рок-эстетику, мы вели это практически одновременно. Там ходили уже немногие, конечно, те, кому это было интересно. Ну и мы слушали ребят, что они говорят, что они играют даже без группы, а под гитару, читали их стихи, ну и, скажем так, на эту тему размышляли публично, общались с музыкантами. Многие из них, кстати, в дальнейшем, говорили, что для них были очень важны такие «околомузыкальные» беседы, это был важный момент «внедрения».

Группа Зоопарк на 1-м фестивале рок-клуба



Фото - Дмитрий Конрадт 

Роккульт: Вы были членом жюри на многих фестивалях рок-клуба. Как проходило обсуждение и ощущалось ли давление на жюри со стороны вышестоящих органов?

Гуницкий: Обсуждения были до той поры, пока мы проводили фестивали по старой системе: сначала были смотры-конкурсы. Мы же были городской самодеятельностью и должны были подчиняться таким вещам. Хотя нам всем было смешно. Сначала присуждали места первое, второе, присуждали какие-то звания, специальные призы… Это имело место в первые годы, потом отошло постепенно, потому что стало уже очевидной архаикой. Давление на жюри отчасти, конечно, было. Кто входил в жюри… От рок-клуба входили Михайлов и я, были журналисты известные – Троицкий, Мейнерт из Эстонии, ну и представители творческих союзов – писателей, композиторов. И нам было важно, конечно, не просто кого-то позвать, а пригласить своего человека, который понимал бы, куда он пришёл. Среди литераторов главной фигурой тогда для нас был Житинский. Хотя мы приглашали не только его. Это было важно и для реноме фестиваля в глазах городских начальников.

Обсуждения были уже после фестивалей. В жюри также входили люди, которые имели отношение к управлению культурой, комсомолу. Возникали споры, конечно, но мы были в большинстве. Да, звучали, конечно, высказывания против Кинчева, против кого-то ещё, но мы путём голосования брали верх. Были интересные обсуждения, звучали ценные высказывания со стороны тех, кому всё это было интересно.

Это отразилось и в протоколах заседаний рок-клуба. Я пытался найти ещё какие-то документы, были большие журналы, папки, но всё это куда-то подевалось. Много чего пропало из архива рок-клуба и из его имущества, когда была выставка в Ленэкспо в 1991 году. Тогда был и очень сильный фестиваль, один из наиболее ярких, он совпал по времени с выставкой. Он был многоплановый: и на Рубинштейна, и потом уже в «Юбилейном». Ну и многое из достаточно раритетного имущества потом исчезло. Может, что-то и всплывёт потом. Как первые записи «Аквариума». Мы писали альбом, «Искушение святого Аквариума», и у нас не было записей, ни у меня, ни у Боба, а потом они откуда-то возникли.

Роккульт: Или как в прошлом, кажется, году какие-то документы Цоя на аукционе всплыли.

Гуницкий: Да, что-то может лежать бесхозно, а потом вдруг люди понимают, что это любопытная и важная документация, так что всё может быть. Но я у себя порылся, вроде больше ничего нет. Хотя как-то нашёл у себя дома уникальную вещь – первую газету рок-клуба. Сделали мы тогда несколько листов в газетном виде. Кое-что я вешал на своей странице в фейсбуке.

Роккульт: Но вот были же резонансные моменты, когда, например, на первом фестивале победила группа Мануфактура, и не все это поняли…

Гуницкий: Да, там был спор. Кто-то считал, что это вообще не рок-н-ролл, но я считал наоборот, мне нравилось. Может, не только я так считал. Но у каждого человека своё восприятие. Потом уже мы от этого отказались, но тогда это был принципиальный момент – группа заняла первое место. Тем более потом стали приезжать группы из других городов и стали приходить на фестиваль люди со всей страны, из других рок-клубов. Были иногда целые делегации – из Сибири, с Дальнего Востока, откуда угодно. Но это одна сторона дела. А что касается решений каких-то, жюри и прочего, то они всё равно не сказывались особо на деятельности групп. Всё равно сломали ту палку возражения, которая была изначально, и мы могли делать что хотели. В хорошем смысле слова, разумеется. Без каких-то экстремальных вещей, но всё делалось в нужном направлении. Рок-клуб в те годы был таким государством в государстве со своим микроклиматом. Это очень важно для понимания ситуации в самом рок-клубе.

Роккульт: Писала ли о рок-клубе городская пресса? Не самиздат, а обычные издания.

Гуницкий: Она, конечно, писала иногда. Но писала в общих чертах, потому что ничего специального нельзя было писать в этой прессе. Я сам работал потом уже много лет в разных газетах, городских журналах, на радио работал 20 лет, но одно дело всё-таки радиопрограмма на рок-радио, где ты можешь говорить те вещи, которые понимают люди, которые врубаются в рок, а где-то уже нужно писать какие-то общие слова. То же самое в «Смене», «Вечернем Петербурге», где я работал, там можно было писать что угодно. Но если писал я, то я писал в нужных мне терминах, для редакции они иногда казались странными. Даже слово «драйв» в те годы мало кто понимал. Так что пресса писала, конечно, о рок-клубе, но с разной степенью понимания, что это такое. Но для нас эти контакты были важны, особенно в связи с фестивалями, потому что тогда ещё шоу-бизнеса не было как такового, а это всё-таки влияло на жизнь рок-клуба хотя бы в рамках Питера, но и за пределами, разумеется, тоже.

Анатолий Гуницкий на творческом вечере



Фото - bb.lv 

Роккульт: Как Вы относитесь к современным попыткам возродить рок-клуб?

Гуницкий: Тут я тебе ничего не смогу сказать толком. Да, были попытки возродить рок-клуб: приехали некие люди из Донецка, что ли, я не был с ними знаком, какие-то группы свои сделали, стали выступать, более того, где-то на периферии Питера, не помню на какой улице, открыли свой Ленинградский рок-клуб. Это вызвало удивление и даже негодование со стороны тех людей, которые помнили старый рок-клуб, потому что как ни относись к тому, что происходит теперь, это всё же такая память о прошлом, о хорошем прошлом, которое было не просто так. И не хотелось бы, чтобы наше прошлое превращалось в какую-то ненужную халявную вещь. Поэтому мы стали возражать, и эти люди перестали дёргаться по поводу деятельности рок-клуба в другом месте. Конечно, Ленинградский рок-клуб это легендарное название, оно привлекало и привлекает теперь, и всем хочется как-то к этому приобщиться. И тут уже, конечно, есть какие-то градации, что можно, а что нельзя.

Что касается возрождения, то структурно оно может быть. У нас есть на Биржевой, 12 структура «Музыка XXI века», фактически там, при ней, работает рок-клуб. Коля Михайлов там часто бывает. Даже фестиваль 40-летия проводился в рамках этой структуры. Там открыли клуб «Время N» в честь альбома «Аквариума», и там проходил концерт. Но понимаешь как… Концерт был, играли все те, кто выступал на первом концерте 7 марта 1981 года. Выступали «Пикник», конечно, в ином виде, чем тогда. «Россиян» уже не было, естественно, но были те, кто имел отношение к старым «Россиянам», Юра Рулёв из «Патриархальной выставки» пел их песни. Люди играли, вспомнили былое. Это было приятно, конечно же… Но в этом не было огня никакого. Зал был набит народом, пришло много старой гвардии типа меня и людей тех лет, которые ходили на концерты и всех знали. Но не было искры какой-то, не случилось. Поэтому возрождение рок-клуба это палка о двух концах. Да, название, лейбл есть, но это уже возрождение немного формальное. Да, есть ещё Коля Михайлов, он работает, всё это происходит. Но всё равно уже изменилась ситуация, изменилась не только музыка, но и сама структура жизненная, всё вокруг другое. Музыка уже имеет другой идейный вес в рамках культуры всей страны и Питера в том числе. И поэтому возрождение, конечно, может быть, но каким, когда и как – об этом я сказать не могу. Наверное, правильнее говорить не о возрождении, но о продолжении тех традиций, которые могут быть нужными и уместными сегодня.