Вася Звёздкин (ШАРЫ) — «Мы выглядим как цирк уродцев»

Я родился в очень странной семье, в которой смешались люди разных рас, национальностей, взглядов, предпочтений. И это очень круто, потому что мир для меня с самого начала не был однополярным. Он очень разный, и нужно быть готовым к тому, что ты можешь кому-то не нравиться. В этом нет ничего плохого. Любые стереотипы по поводу «ля-ля-ля, хохлы» и «ля-ля-ля, белорусы» — всё фигня. Мы все разные, но у всех одни и те же проблемы и нужно относиться ко всем с равным уважением. То же касается и России: везде мы очень какие разные, во всех городах. Например, я угарал, какие уральские мальчишки и девчонки пришли на концерт, стоят, молчат серьёзные. В Татарстане все такие угарные, татары на движе *татарская речь*. Пьёте, радуетесь жизни и едите чак-чак. А в Москве такие все богатые, классные… Простите.

Помню, что у всех мальчиков моего поколения был момент, когда мама покупала телефон Simmons, на котором можно было слушать мптришки. Мне как раз такой подарили на день рождения, и я такой, охренеть, это что, я теперь в школу могу ходить под музыку? Я помню, что скачал туда пять треков Linkin Park и одну запись КВН про Гадю Петровича Хренову. Есть четыре или пять групп, которые со мной от моего сознательного начала и до конца: blink-182, Red Hot Chili Peppers, The White Stripes, Oasis, Radiohead и ещё Weezer, естественно, но они чуть позже появились. Они повлияли максимально. Oasis, например, в том, как я аккорды беру. В моём детстве ярко отдавались девяностые, потому что, во-первых, Барнаул. Не самая модная столица мира. Плюс очень-очень-очень долго доходила музыка в то время. В принципе со мной так до сих пор. Я слушал ту музыку, которую слушала моя тётка. Она училась тогда в школе, и вела себя по принципу «я не такая, как все, вы не понимаете меня. Курт Кобейн, пацаны. Группа Korn — это группа будущего, пацаны». Я от неё перенял это, и начал слушать Green Day, всю эту альтернативную сцену по типу того же Korn и Slipknot. Рэперские какие-то приколы она слушала, русский альтернативный роцк в стиле Маша и Медведи. Она уже тогда была старая, когда появились [AMATORY]. Это я тогда уже их слушал. Да, я ходил такой: *поёт* «Это твой последний, твой последний…» — и радовался как чёрт.

В школе я был задрочем забитым, который громче всех кричал: «Я те ща морду обоссу, твою маму в кино водил». Потом меня били, и я думал: «Гы, со мной никто не общается». Я просто чувствовал, что не могу примкнуть ни к одной сложившейся в школе тусовке. С откровенно ботанами мне было скучно, хотя я получал очень хорошие оценки. Хотелось движа. С гопниками я не тусил, потому что я был объективно умнее, чем они. Да и им было не весело со мной. Красавчиком меня тоже не назовёшь, у женщин я успехом никогда не пользовался. Мой профиль в Tinder каждая женщина обходит стороной. Меня лайкают только мои знакомые, мол, охренеть, как мы здесь увиделись. У меня всю жизнь были проблемы с девушками в том плане, что низкая самооценка и вследствие мне нелегко сходиться с людьми. Оно дало на начальном этапе свои нехорошие плоды, которые я вскоре прибавил. А в принципе за всю мою жизнь у меня были все форматы отношений от самых бешеных и стыдных до самых приятных и странных. Но чтобы нравиться девушкам в классическом понимании слова, то у меня этого никогда не было и нет, наверное, сейчас. И слава богу. Я как-то научился брать не красотой, а… Ну, п*****ь красиво, короче. «Я много читаю» и полетели. Как-то так получается, что все важные в моей жизни женщины такие: «Да, он играет в группе, ну окей». Мне это очень нравится. Никогда не понимал тему муток с поклонницами и прочее, прочее. Но сейчас моё сердце разбито и забрано. Оно принадлежит одной женщине. Но, к сожалению, мне сложно представить с ней будущее, потому что она живёт в Америке, муж у неё есть. Скарлетт Йохансон её зовут. Кроме шуток, я летом встречался с одной девушкой, и она очень переживала, что у меня на заставке телефона Скарлет Йохансон. Она ревновала и не без повода.

Хочу сказать всем пацанам и девчонкам. Йоу, ребята, всю свою школьную жизнь я выглядел как чмо, вывернутое наизнанку мужское яичко, весь в прыщах. Я просто недавно нашёл свои фотки. Ребята, забейте. Всё, что со мной случалось тогда в плане социализации и сексуализации, — лучше бы этого не случалось. Если у вас ничего не получается в школе, то забейте, вам везёт. Всё окей!

Вот университет я закончил на слабо. Закончил потому, что сказали, что я не закончу. С самого первого дня я понимал, что никогда не буду работать по специальности учителем истории и обществознания. Возможно, это образование — самые полезные знания, которые у меня есть. Сейчас я слушаю лекции про тенденции развития Российской Империи в начале двадцатого века, развитие промышленности. С момента, как я выпустился, я часто менял работу, примерно раз в две недели. Ведь то, как сформирована система образования в России — это бесчеловечно. К педагогам относятся как к скоту, и когда с них спрашивается доброжелательность, я понимаю, почему они могут быть настолько злы и раздражительны. Я благодарен нашей аудитории за то, что я не работаю уже два года. И это в принципе лучшие два года в моей жизни.

С тех пор я точно гораздо меньше танцую на граблях. Выбрал только пару грабель, которые особенно смешно стучат меня по лбу. Я учусь на ошибках, вот это приятно. А чтобы взрослеть в классическом понимании: «Я понял, что мне нужно завести детей, что я хочу детей». Нет, нет, я не импотент, мне пока нравится всё в моей жизни, чтобы я начал заботиться о ребёнке. В классическом понимании я бы не хотел взрослеть. В Инстаграме я видел девочку, которой год назад я, видимо, нравился. Она была меня на два года помладше, сейчас ей двадцать один. Она два раза со мной погуляла, мы в Тиндере познакомились. А сейчас я вижу, как она пишет про своё замужество: «Могла ли я три месяца назад поверить, что встречу свою любовь». Не, я лучше ребёнком побуду. Если взросление — это взять Форд Фокус с рук… Знаете ли, а мне и так хорошо. Просто у меня есть дядя, который благополучно заделал ребёночка, через месяц спокойно улизнул, скинул всё это дело на мамашу. Последняя тоже не семи пядей во лбу. И я смотрю на эту девочку, их дочку, и думаю: «Ты вообще не виновата, что родилась в семье дебилов». Бывает, к сожалению, такое тоже случается. Я просто понимаю, что не хочу быть таким. И стараюсь вкладывать эту мысль в творчество.

Большинство музыкальных СМИ нас игнорируют. И раньше я бесился, недоумевал. Грубо говоря, у нас уже большая аудитория и не замечать было бы как-то странно. И на питерском фестивале «Боль», когда я посмотрел лайн-ап и увидел в списке группы по типу Очко Мамы Тираннозавра и Тараканы Джиу-Джицу, я понял, что их взяли только из-за того, как они себя позиционируют. То есть мы всегда были такой группой супер на своей волне, поэтому не обидно, что андерграунд-мейнстримовые СМИ, если их можно так назвать, обходят нас стороной. Мы пойдём своим путём. К-мон, мы называемся Шары, мы априори не для всех. Мы выглядим как цирк уродцев и звучим как цирк уродцев. И я хочу того же, что имею сейчас, только в пять раз больше. Я понимаю, что сложно получить всё, но при этом я бы не хотел стать группой The Hatters. Это не мой формат музыки и не мой формат подачи творчества в целом. Смотреть на аудиторию тоже имеет смысл. Но при этом я не чувствую себя рок-звездой. Не знаю, такое чувство, будто вижусь с друзьями, только их очень много. И ты знаешь, о чём поговорить с ними, а они знают, о чём поговорить с тобой. Мне кажется, что в рок-звёздности есть момент отдаления от аудитории, когда ты смотришь на поклонников снизу вверх. А мне всегда казалось, что мы смотрим друг на друга на одном уровне. Кумир — это человек более звёздный, более долбанутый. Мне всегда нравилось позиционировать себя как своего чела. Как можно быть звездой, родясь в Барнауле? Мы нашли людей, которые понимают нас, и которых понимаем мы. Когда у тебя аудитория в тысячу человек, и ты знаешь всех поимённо. Не люблю музыкантов, которые ставят себя выше своей аудитории, то есть как-то отгораживаются. То есть вообще бред, максимально осуждаю. Практически все мои лучшие друзья — это люди, с которыми я познакомился благодаря Шарам. Как раз на наш первый московский концерт в семнадцатом году нас пригласил переночевать мальчик, и с тех пор мы с ним корешим, часто переписываемся. Он сделал свою группу После Прочтения Сжечь. У них тоже сейчас всё отлично, я за них очень рад. Именно из-за таких моментов всё имеет смысл.

Я капец как благодарен Алесе Глазастой, с которой тоже познакомился благодаря Шарам. Она вложила в мою голову очень много светлых мыслей. Она упомянула нас в своём ролике, когда вышла песня «Завтра понедельник». Мол, вот ребятки из Барнаула, какие они красивые и сексуальные. Я ей написал, что мы благодарны ей и очень любим. А в ответ она предложила нам залететь к ней на передачу, где нужно говнить другие группы, а я этим лет с десяти занимаюсь. У меня был одноклассник, который слушал Slipknot. Он ходил в косухе, короче, говнарь классический. Вот я к нему залетаю и говорю: «Костян, а ты знаешь, что я группу Slipknot на х**х таскал, этих немытых чертей». Он такой: «Нет, это неправда, это неправда». И полез со мной драться из-за этого, а я смеялся. Какой же лошара обоссаный, который вступается за группу, о его существовании не подозревающей. И когда Алеся спросила, хочу ли я пообсирать только русские группы, я сразу согласился, чего спрашивать. И вот мы сидели в подъезде полчаса и говорили, какие все тупые и нехорошие, а какие мы молодцы. Я бы и сейчас так сделал, ничему меня жизнь не научила.

И ещё. Никита Сенпай, родной, если ты это читаешь, то ответь, когда же ты прикол скинешь мне с чёрным басом, ты мне надоел уже. Он мне предложил сделать какой-нибудь прикол с Чёрным Ягуаром. Никита — это просто светоч в этом мире. Я бы ему памятник поставил. У него спрашиваешь, например, сколько времени, а он отвечает: «Знаешь, в Древней Греции как такового понятия времени не существовало. Оно было сформировано…». И ты такой сидишь, а ведь правда интересно. И Никита классно рассуждает, он очень умный парень. Как-то мы сидели с ним, бухали в клубе «Шестнадцать Тонн», и Никита всем проставлял пива и креветок. И когда мы пьяные стали разбивать стаканы, он такой: «Пацаны, забейте, живёте один раз. Так живите, чтобы все завидовали». Блин, такой замечательный мужчина.

Во время последних наших гастролей у нас возник конфликт… Не совсем конфликт, но одностороннее кидание говна в сторону Носатого из группы Нервы, от которого лично я кайфанул на десять из десяти. Вот ездим мы по стране и в городе Екатеринбурге наш замечательный тур-менеджер Андрюша поставил концерт в один день с группой Нервы. И это страшно. Екатеринбург — большой город, но если бы тогда концерты не совпали, то мы, как и они, собрали бы гораздо больше людей. И вот мы едем и видим их автобус. А так как наш водитель Виктор также возил когда-то Нервы, то в ответ на моё: «Ну вот ща шины проколим, обоссым автобус» — Виктор нас остановил. Ну и зануда. Едем мы на следующий день в город Пермь и со сцены я говорю: «Хей, а я в рот Мильковского шатал». Зрители, естественно, ржут, я ржу. Снимают, вывешивают в Инстаграм и отмечают Носатого. Носатый тоже завафлился и такой: «Хей, если кто-то хочет обоссать автобус, то мы их сами обоссым». Я подумал, какая же он жалкая шляпа, вяленько придумал, дядя. И это не конец истории. Через некоторое время мы играли в Украине, у нас было четыре города. И там был Женя Мисочка, туровый агент всех, кто въезжает в Украину. И он был в курсе всей этой истории. Мы выступаем в городе Днепр, пьём с группой Сметана Бэнд, обсуждаем какой наш тур-менеджер дебилойд из-за того, что он поставил все наши концерты через день после группы Нервы. Андрюшу люблю страшно, но тогда он накосячил. Это такое унижение на чужой территории проиграть, это позор. Так вот, сидим, пьём с группой Сметана Бэнд. Влетает Женя Мисочка и кричит: «Пацаны, ща такое будет, вы чисто сядете. Едет сюда группа Нервы. Вася, иди врежь Носатому, я Инстаграм включаю». Думаю, всё, сейчас будет драка, кроты против хомяков. Сидим, пьём, группа Нервы не кажет свой нос. Сидим, пьём дальше. А у меня в тот момент сердечко трепетало, потому что Валентин Стрыкало послушал нашу группу и ему понравилось. Я плакал от счастья, мне было не до битвы уже. И тут снова приходит Женя и говорит, что группы Нервы не будет, они поехали спать в отель. Да в смысле? Какой отель? А как же выяснение несуществующих отношений? В общем я крайне негативно отношусь к такому формату ссыкуничества, жду реванш, когда у меня рука срастётся. Если Носатый хочет драться с инвалидом, то тогда он — мразь.

Вообще тур — это самое лучшее время в моей жизни. Каждый раз, когда мы едем в тур, я чувствую, что в правильном месте и в правильное время мы делаем правильные вещи. Едешь со своими лучшими друзьями. Утром, правда, ешь как нищий, но к середине тура всё выравнивается. Потому что ты постоянно видишь что-то новое, постоянно в движении. У тебя есть возможность каждый вечер становится лучше себя вчерашнего. Это дорогого стоит. Я очень благодарен судьбе за такой подарок. Лучших людей в своей жизни я встретил в туре, благодаря туру мы смогли переехать в Питер. Мы стали настоящей группой только благодаря первому туру. Каждый раз едем вшестером, на собственном бусике. С водителем и звукорежиссёром. Конечно, это тяжело, когда ты двадцать часов в день едешь в позе лотоса, а потом тебя выдёргивают, и ты скачешь по сцене два часа. Потом весь в поту и мыле, запихиваешь в рот первую попавшуюся фигню и едешь дальше.

Самой тяжёлой поездкой был переезд из Челябинска в Нурсултан. В принципе это не большое расстояние, километров пятьсот. Но в Казахстане любое расстояние можно смело множить на три, потому что все казахи путешествуют только на поезде и дорог как трасс у них не существует в природе. И мы ехали эту тысячу километров два дня. Это был звиздец. Без интернета. Интернет там только по паспорту гражданина Казахстана. Ты едешь в полной жопе, по степи непонятной, где оставалось ориентироваться только по звёздам. Едешь и едешь, едешь и едешь… И так скучно, на стену лезть уже хочется. И когда мы приехали в Нурсултан и увидели Макдональдс, мы такие: «Свобода, ура». Я написал матери, что я жив, и всё такое прочее.

Но ты эту войну рано или поздно переживаешь, а затем возвращаешься в реальный мир. Ты хочешь вернуться домой, ты очень соскучился по нему. И, когда возвращаешься, уже через пять часов хочется снова в тур. Я приехал в город и такой: «Да, ребята; привет, мама; привет, все. Всё радостно и классно. Вот моя кровать, я высыпаюсь, встаю и…». А чем теперь заниматься? А нифига я не могу. Ты возвращаешься на гражданку и нахрен никому не упёрся. Как Джон Рэмбо. Бывали моменты, когда даже во время тура не хотелось играть, но это происходило только до концерта. «Блин, как я устал таскать всё это», «Как надоело мыться в таких условиях и жрать такую еду». Было такое, например, в Казахстане. А казахи в принципе овощей не готовят. У них мясо на мясе, заправленное молоком кобылы. То есть веганам в Казахстан вообще путь заказан. Там я думал, как я вообще проживу это. Но концерты — это всегда десять из десяти. Твердишь себе: «Сделай круто, сделай круто». Это самая лучшая работа на свете. Это то, что я люблю, и чему я отдаю всего себя.

При этом меня очень радует, что у нас самая отзывчивая, самая принимающая аудитория. В том плане, что никогда не было проблем с «раньше было лучше, это уже не то», потому что мы сразу дали понять, что материал может быть разным, в связи с этим предъявлять глупо. Они мне вот только что подарок прислали: футболку, на которой нарисован мой цветок в горшке, который я Ева назвал. И конфетки всякие. Наши ребята — это самая честная аудитория, самая искренняя, больше всего с тобой на связи. Это люди, которым в первую очередь нужна музыка. Подрастающее поколение, в которое можно вложить разумное, доброе, вечное, светлое. Это не тридцатилетние фанаты группы Йорш. С уважением отношусь к Йорш, но их фанаты азарт полный. Не, у нас крутые девчонки, я их очень сильно люблю. Проблемы, которые их волнуют, — это просто охренеть. Потому что я вспоминаю себя в четырнадцать лет. Мы с пацанами бегали как Бивисы и Батхеды везде, а эти девочки такие: «Я не знаю куда себя больше относить. К интерсекциональному феминизму или радикальному. Как я смотрю на повестку о глобальном потеплении?». И я такой: о-хре-неть. Я вот недавно встретил девушку, она оказалась слушательницей Шаров. Ей лет шестнадцать-семнадцать, и она такая: «Я вот не знаю, что мне больше нравится: минархизм или анархо-капитализм». Что? Я в её годы даже таких слов не знал. Я знал, что есть скинхеды и коммунисты — ни те, ни другие мне, правда, не нравились. Но в итоге я тусил со скинхедами. Учитывая то, что наша аудитория не апатична, — это вообще замечательно. Ещё важно, что она не принадлежит ни к одной субкультуре, потому что субкультура очень сильно ограничивает людей. У нас есть замечательная подруга Мила Земцова. Она — политическая активистка. Мы познакомились с ней в Новокузнецке, её родном городе, когда приезжали с концертом. И с пятнадцати лет она регулярно попадает в ментовозку. Мне кажется, что она провела там больше времени, чем в школе. Девочка, которая выходит на мирные акции с абсолютно понятными лозунгами за свободу политзаключенных. И через секунду её, маленькую, пакуют, довозят до отделения и начинают бить сапогами. Смотришь на неё и думаешь: «Ты — моя героиня». Она тем же сейчас занимается в Москве. Никакая политическая акция мимо неё не проходит, я за ней слежу и очень ей горжусь. Я рад, что мы знакомы.

У нас были первые разогревы в Питере, мы впервые возили с собой Шоколадный Торт. Потом у них был тур, их возил наш водитель. Тоже, естественно, все вместе, мы там угарали. Потом в Москве нас разогревали После Прочтения Сжечь, когда они появились. Я часто залетал к пацанам на концерты — это самое прикольное. Когда они наряжались в костюмы омоновцев и вылетали на сцену, было очень весело. Это было как раз то время, когда прессовали всех подряд: IC3PEAK, Хаски. Это было весной 2018 года, время было не очень приятное, мы решили как-то это задокументировать. Но первой ярко политизированной группой в моей жизни стали Anti Flag. Там такие анархо-левацко антикапиталистические повестки были. Меня на это всё очень пропирало, с большим уважением к этой группе отношусь. Я рос на таком панке нулевых годов. Сейчас смешно говорить, что Green Day какой-то суперпротест, но в то время казалось, мол, чуваки, это должно быть незаконно. И я такой: «American Idiot — лучший альбом на свете». Из русского, естественно, я слушал Noize MC. Он тогда был суперпопулярен, и я мог с самого начала следить за ростом артиста, как он меняется. В то время он много пел про то, что его волновало. И повестка эта у него до сих пор осталась. Про мусоров и всё такое. Ещё тогда я слушал Бытовуху, они повлияли на меня колоссально. Ночные Грузчики и Макулатура — в плане написания текстов это девяносто восемь процентов, что пишу я. Через метафоры скучное делать интересным и наоборот. И все их тексты про ментов. Сидишь и понимаешь, что это и твои проблемы тоже. Когда человека волнует, что его отпиздят в подворотне, и никто не станет из-за него переживать. Это правда. Для меня это остаётся смелым поступком, петь про это, и я очень уважаю людей, которые очень искренно на эту тему пишут. В 2018 году, в период активных протестов, мы выступили на митинге в Барнауле, на всём этом движе Навального. Перед и после на нас ополчились люди из ФСБ. Они так представлялись, хер знает, кем они были на самом деле. А то, что за нами следили, — это правда. Максима уволили с работы из-за этого. Я понимаю, что если бы мы не выступили тогда, то было бы гораздо хуже. Если ты взялся говорить — то нужно говорить громко, честно и до конца. С этой мыслью и живу. Многие машнятся на то, что группа Порнофильмы пишут альбомы на одну тему. То что ребята, собирая стадионы, не прекращают гнуть свою линию, вызывает уважение. Я не вижу ничего плохого в том, что музыканты не стесняются жёстко политически высказываться, даже поддерживаю это. Потому что сейчас оставаться аполитичным, мне кажется, глупо. То есть буквально сейчас поправки эти. Видишь нарисованные семьдесят два процента и такой: «Ну да, правда, столько и проголосовали». А ты пишешь музыку, а музыка — это ретроспектива твоих пережитых эмоций. А какие ещё могут быть эмоции, когда творится такой беспредел? Очень сложно слушать Веру Брежневу, когда под твоим окном бьют людей. Я постоянно об этом думаю, потому что, как и все, я внутри происходящего. Очень сильно переживаю за людей, и это сильно отражается в творчестве. Больше всего подобного на втором нашем альбоме, «Маленькая часть чужих проблем», там практически каждая песня об этом. Написан на пике протестов восемнадцатого года, когда всем казалось, что надежда есть, а потом её отобрали. Всё это до сих пор с нами и грызёт каждый день.

У нас всё плохо с самоорганизацией, не умеем себя контролировать никак. Мы такие: «Да, мы выпускаем альбом и через месяц у нас тур». Пишем этот альбом, не выкладываем, а потом понимаем, что до тура осталась неделя. Народ, естественно, не успеет ничего распробовать. И вот поедем мы в тур, а народ ничего не понял. И вот проходит ещё пару дней, и на концертах люди уже знают тексты песен, все прыгают и радуются. По началу да, отторжение было. Помню, как в начале мы сильно разочаровались. Это было из-за «Молчанки». Народ подумал, что у нас весь альбом будет такой: попсовым, прилизанным, без прикола. А ничего, сейчас всем всё нравится. Когда мы выпустили первый альбом, то максимум, что прилетало, это про политическую повестку. И вот мы выпускаем третий альбом, в котором сами до конца не уверены. Он очень разношёрстный, записан в сложных условиях, сложное время. И мы все такие уставшие были… А ничего, все довольны. Два процента говна, как говорит мой любимый телеведущий. Я не знаю, как это происходит, но у нас почему-то утяжелялся звук, при том что чем более тяжёлый звук мы делали, тем менее тяжёлую музыку я слушал. Во время записи второго альбома я не слушал практически ничего, кроме гранжа девяностых по типу Soundgarden, Alice In Chains, Pearl Jam. Это то, что мне тогда нравилось, что я старался перенять. Вот эту манеру вокала перетекающую. И, естественно, девяностые Британии по типу Blur, Oasis, Radiohead, Pulp. Я хотел собрать мелодичность и придурковатось девяностых Британии и тяжести американцев. Получилось то, что получилось. К счастью, сейчас я идентифицирую себя с Россией, человеком этой культуры. Я мыслю себя и переживаю на этом языке, и мне будет сложно петь и сочинять на английском, кроме каверов на Linkin Park. Я бы хотел попробовать что-нибудь на украинском сделать, это было бы кекно, прикольно. Мы играли каверы на Валентина Стрыкало в туре, всем заходило. Я знаю украинский на уровне того, когда ты пьёшь с ними в Одессе. Я могу объясниться с украинцем, он может объясниться со мной. Я чуть-чуть знаю татарский из-за тура, да и в принципе все тюркские языки одинаковые. Я своим английским свободно владею, никаких проблем. Мой французский на уровне *реплика на французском*. Это всё, что я знаю на француском. А то, что у нас есть в песнях, — мне просто нравится этот язык, и когда мне встречаются красивые слова в книжках, то я их выписываю в маленький ежедневничек. Потом очень помогает при написании песен, если нужно вставить умное словцо.

На третьем альбоме я помню, что начал слушать уже совершенно другое, но из-под пера выходило только тяжёлое. Это, наверное, к лучшему. Возможно, наш четвёртый альбом вообще металкор будет. Есть наша песня, в которой мне нравится всё. «Без координат». Мне нравится это ощущение творчества, мы её придумали за пять минут, от начала до конца. Разве что текст я дописал за ночь. Очень интересная и важная для меня песня. «Завтра понедельник» очень нравится, потому что на каждый раз напоминает мне о следующей мысли: «Если твоя песня тебе нравится, то с ней определённо что-то не так. Если она тебя не устраивает, то всё в порядке». Мне с самого начала «Завтра понедельник» не очень нравилась. Ровно также, как и «Адресат». Я долго от неё плевался, говорил, насколько же это постыдное говнище. А оказалось, что нет, всем зашло. Тогда я не написал ничего с момента выхода «Маленькая часть чужих проблем». Просто девять месяцев пустоты. Ни одного рифа и строчки. Когда у меня появилась звуковая карта, я написал сто-пятьсот демок разной степени плохости. Одну из них услышали пацаны, ей оказался «Адресат», и настояли, чтобы мы доделали песню. Сняли клип на неё. Белый лист перестал быть белым, хоп-хоп-хоп и альбом готов за три месяца. И сейчас я очень горжусь, считаю, что мы всё сделали правильно. Тогда не нравилось. И когда подобное случается, то важно помнить, что оно закончится только в том случае, если не прекратишь работать. Если ручки сложишь — боженька не пошлёт тебе вдохновения, и ты не напишешь гениальный гимн России. Это то, к чему стремлюсь я, например. А вообще мне хочется наконец-то снять хороший клип. Одна из причин, почему мы переехали в Питер, — это то, что все локации в Барнауле мы отсняли ещё пару лет назад. А здесь отъехал буквально сто километров от города и ты в Мурманске. И всё, считай, можно Игру Престолов снимать. Отъехал ещё на юг, на болота, — и можно Ведьмака снимать. Вот мы хотим Ведьмака снять. Максим очень похож на Геральта из Ривии. Не, реально, он так выглядит, будто сейчас контракт на стрыгу возьмёт. Я мог бы стать Лютиком.

На заре своей карьеры мы очень не слабо сами форсили тему про своё сходство с My Chemical Romance. Аудитория, которая есть у нас, в основном обитает в пабликах про My Chemical Romance. Да и мы сами фанатами были эмо-троицы: Fall Out Boy, Panic! At the Disco, My Chemical Romance. И мы такие, окей, видимо, нужно настраивать таргет на эту аудиторию. Мы не прогадали и свою первую тысячу подписчиков получили именно таким образом. С тех пор мы как-то особо в рекламу не вкидываемся. Первый ощутимый слушатель появился благодаря мемным пабликам про My Chemical Romance. Это был 2014-2015 год. Я очень люблю в музыкальных группах и, наверное, хотел бы увидеть в нашей то, что меня давно интересовало с детства. А это две вещи: музыка и история. Вот я пошёл на историка, а зачем мне идти на музыканта, если я и так музыкант. И мне всегда было интересно копаться в историях групп, периоды которых составляются из альбомов. Например, Linkin Park времён первых двух альбомов — вот это была тема. Ты тут же представляешь себе, как они выглядели. С причёсками смешными, рэперскими кепками набок. И вот я сейчас могу представить Шары времён первого альбома, Шоколадный Торт времён второго альбома.

Это был первый или второй год существования группы, когда мы познакомились с Шоколадным Тортом. У нас вышел кавер, и нам написал Гоша, басист группы Шоколадный Торт, что кавер клёвый. Мы в ответ похвалили их кавер на Serebro. Мы стали делать друг другу различные гомосексуальные намёки, отправлять друг другу сердечки. Как-то сблизились, потом мы их обогнали по подписчикам, и мы их начали в шутку говной поливать, они нас в ответ. Потом в нашем первом туре они везде водили нас по Питеру, говорили: вот станция метро Академическая, здесь мы живём. Тогда я думал: «Эх, когда-нибудь я тоже здесь буду жить». И я оказался прав. С Шоколадным Тортом у нас всегда были хорошие отношения. После Прочтения Сжечь как раз из-за Сени появилось, потому что я помню, как он сказал, что нашёл мальчика по имени Серёжа Савин, мы хотим с ним группу сделать. Я говорю: «Чувак, да, конечно». Потом мы с Сеней встретились в Питере, и он попросил помочь записать вокал для одной песни группы После Прочтения Сжечь. Мы все как-то друг за друга горой, у нас есть фиты. Я благодарен судьбе, что она свела меня с такими талантливыми людьми. В музыкальной индустрии такое очень редко происходит. Обычно группы, по крайней мере публично, стараются обособиться друг от друга. Не знаю зачем. Может быть, все музыканты в принципе мудачьё. У нас так не сложилось.

Вчетвером наша группа — люди… Дети, скорее даже. Дети, которые не были приняты ни в одну компанию. Нас тянуло в разные стороны. Я был слишком громкий, Саня — слишком тихий, Максим… Слишком пацанский. А Антоха — слишком не пацанский и очень тихий. Как колода карт, все разные. Мы настолько притёрлись друг к другу, что какие-то сомнения уже не имеют места. Как не сомневаешься, любит ли тебя твоя мама. Или что ушедший батя-бухарик тебя не любит. С этими пацанами я уже столько говна съел, что я чувствую, что ничего не изменится. Нам ничего не страшно, всё будет хорошо. Вместе все пьём, с Максимом в карты играем, кино смотрим. И я всегда хотел, чтобы наша музыка давала понять таким же как мы хрен пойми кому, что это не есть плохо. А это всё — шикарно, кастомные вещи всегда дороже тех, которых больше. Нам всем приятно и весело. Потому что когда мы вчетвером собираемся и начинаем эту шляпу разгонять, этот водоворот творческой энергии — он оправдывает абсолютно всё. Группа Шары — это про то, что мы получаем удовольствие, и что кто-то получает его вместе с нами. А если мы ещё светлые идеи вкладываем — то это вообще шикарно.