Дима Сокол (Йорш) — «Панк — тёмное зеркало общества»

Для меня панк-рок — это делать то, что тебе в кайф. Это максимально простой способ донесения своих мыслей. Когда я играю свои квартирники — это является не меньшим панк-роком, как если бы я выступал на сцене больших фестивалей. В чопорной Англии панк родился как некий стиль, достаточно расхлябанный, очень вызывающий. Это был протест затхлости, чопорности, манерности, файв оф клок и прочему. В современной России, когда идёт обыдление общества путём СМИ, пропаганда и прочее, то антиподом обыдления становится работа над собой. Я, например, сейчас не пью, стараюсь развиваться. Многие наши слушатели занимаются спортом, читают, ходят на лекции. Получилось так, что панк — тёмное зеркало общества. Когда всё катится ко дну, то ты просто обязан не быть в этом стаде.

У нас есть идеология, с которой многие панки не согласятся, т.к. мы себя к такой абстрактной волне относим. Мы бы хотели, чтобы панк не ассоциировался с маргинальным движением. Чтобы это было красиво, стильно, и людям не было стыдно носить футболки с логотипами групп. Эпоха говнарей в говнодавах и потёртых косухах прошла. Сейчас новое время, и нужно это понимать. Спроси у десяти коллективов, что для них панк-рок, и они ответят абсолютно разные вещи. Бить себя кулаком в грудь и заявлять, что мы — главные панки страны? Это не для нас. Я на самом деле себя больше поэтом считаю. Кто-то считает меня панком, и считаю ли я себя панком — для меня это второстепенная роль. Ну не панки мы, что теперь? Многие бьют себя кулаком в грудь, приводят в пример коллективы 70-х и 80-х годов — мне даже смешно за ними наблюдать. «Вот это — панки, а вы — фигня». Фишка в том, что эти коллективы и стали отличаться, потому что до них такую музыку никто и никогда не делал. Они видели её по-своему и делали её по-своему. Чем и занимаемся и мы. Мы не собираемся копировать группы, которые появились сорок лет назад. При всём при этом в России в целом скудное понимание музыкального жанра, потому что есть масса коллективов, которые можно причислить к панк-движению, и при этом с музыкальной точки зрения панками они не являются. Например группа Zebrahead. Если орущий под быструю и тяжёлую музыку мужик с ирокезом — это панк-рок, то окей. Для меня есть музыкальная составляющая и имиджовая. Человек может быть панком, играя как Саня Болт на баяне. Но сложно взрослеть с ирокезом. Я ходил с ирокезом до пятого курса института. И при этом я всё время хорошо учился, диплом и госы защитил на пять. Мне даже предъявляли, что я покупаю одежду, а не шью её себе сам. Если ты умеешь круто пришивать нашивки к джинсовке, то ты не панк-рокер, ты — швея.

Тем не менее я всё ещё тот подольский пацан, который любит рок-музыку и пофилософствовать. В юности я часто дрался, но сейчас понимаю, что стоит с людьми сначала говорить. Моя возлюбленная называет меня подольским гопником. Я и через пятьдесят и шестьдесят лет останусь самим собой. Но узнаю себя только по глазам. В зеркале будет побитый и умудрённый опытом чувак. Мне кажется, в этом заключается огромная ирония моего поколения — многие из нас взрослеют слишком поздно или не взрослеют никогда, так и оставаясь детьми. Старыми, больными детьми. Мы росли в такой ситуации, что видели ужасы 90-х, когда в страну ломанулись наркотики, огромное количество националистов на улице, чеченская кампания. Мы были слишком малы для того, чтобы во всём этом участвовать, но уже слишком взрослыми, чтобы понять, насколько всё плохо. Видели колющихся наркоманов у себя во дворе, видели как людей других национальностей обижают, но мы не могли принимать в этом непосредственного участия. А наши родители были по большей части заняты выживанием: в нулевых ситуация практически не стала легче. Кризис за кризисом и прочее. Во многом мы были предоставлены самим себе. И даже сейчас я слабо понимаю, сколько мне лет. Открываю паспорт и смотрю: да, действительно 1987 года рождения. Мы не хотим признавать, что мы уже те тридцатилетние дядьки, на которых в детстве смотрели с ужасом. Сейчас немного больше вещей: ты можешь заняться спортом, пойти на концерт, играть в компьютерные игры. Все эти вещи заставляют находиться в движении, даже омолаживают. Наше поколение позже взрослеет и до сих пор не хочет признавать, что мы — уже взрослые люди.

Есть коллективы, за которыми я слежу: Sum 41, Rise Against. Чуваки, которые из поп-панка выросли в большие и серьёзные группы, которые по звучанию, по приёмам игры отдалились от панка. Их слушаешь и понимаешь, насколько они крутые. В прошлом году ходил на Papa Roach с Васяном, барабанщиком из Слот. Встретили там ещё Рубена из Louna. Для нас это большие и значимые концерты, которые ты посещаешь, понятно, чтобы любимую группу послушать, да? Ну и в принципе посмотреть на западных чуваков. Это большой опыт с точки зрения тайм-менеджмента, организации концертов в целом. Наибольшим опытом для нас стало, когда мы в Москве саппортили группу Rise Against. У них совсем другое отношение к выступлениям. Они вовремя приезжают на саундчек, чётко распределяют время концерта — очень хорошие фестивальные привычки. Когда мы в Москве играли, то свой сет минуты на четыре затянули. К нам после этого подошёл менеджер Rise Against. Тип, ребят, так и так, вы затянули, постарайтесь в Питере исправиться. Мы посчитали, сколько у нас времени, оставили между треками 15-20 секунд, и в Питере мы закончили ровно. И когда уже Rise Against выступали, я сидел в VIP’ке, там стоял большой телевизор, на котором время обозначалось. У них окончание было условно в десять вечера, и я прям сидел и думал, во сколько же они закончат. И вот уже последняя песня, уже последние секунды: десять, девять… И барабанщик начинает невероятную дробь, которой должен сет закончить, и ровно в 22:00 последнее такое «джжж». Это было очень круто. После их замечания нам я думал, мол, «сами ещё задержитесь», но ничего подобного. Вот они вышли в восемь и в десять ровно закончили. В Москве и Питере они наши выступления смотрели. Там была такая тема, что они сами подбирали разогрев и выбрали нас — очень приятно.

В основном наша музыкальная деятельность следующим образом происходит: мы пять дней работаем, в субботу и воскресенье играем концерты, и в понедельник с корабля на бал снова на работу. Это прям адовый режим, и мы в нём практически два года находимся. Можно было бы зарабатывать на жизнь только музыкой, но, скорее всего, мы бы тогда просто задолбались. Во-первых, музыка отнимает огромное количество финансов и сил. Очень сложно в течение трёх недель по восемь часов проводить в дороге, два часа прыгать на сцене, спать пять-шесть часов и опять куда-то ехать. Это и морально и физически тяжело. У нас есть такое понятие — «переломный концерт». Это либо четвёртый, либо пятый. Когда ты уже успел устать, но ещё не вошёл в ритм. Это такая вата получается. То есть мы начинаем тур: четверг, пятница, суббота, воскресенье. И вот этот пятый концерт выпадает на понедельник — и ты просто ватный. Ты начинаешь жить только на энергетиках, потому что вообще ничего не хочется. Всё тело болит, потому что из мышц тоннами испаряется молочная кислота. Все мышцы болят, а от того, что ты пятый день хлещешь энергетики, в голове помутнение. Но ты без них просто не можешь, потому что реально вата. Ребята ещё как-то умудряются прибухивать, особенно басист. Если бы я начал с ними, кажется, уже через неделю бы сдох. В принципе бухать три недели очень тяжело, особенно когда занимаешься творчеством, скачешь на сцене. Именно поэтому я бросил пить. Наша группа прошла весь ад, который можно пройти. Были и подвалы, и ночевали в подъездах, питались дошираками, избивали. В начале 2000-х скины в электричке щемили. Раньше у меня были провальные концерты, когда я на сцену заползал — это ужасно. Не должно такого быть. Но это время уже ушло, когда люди приходили посмотреть на блюющего пьяного чувака, орущего, что система — говно.

Раньше все бухали. Пушкинская площадь, верните мне мой 2007. Тогда всё переносилось гораздо проще. То есть я мог вернуться ночью домой, а утром уже бодрым пойти в институт. Да, меня иногда тошнило, иногда болела голова, но в целом это всё гораздо лучше, чем когда я стал приближаться к тридцати годам. Все эти похмелья носят омерзительный характер: тебя не тошнит, голова не болит, но начинаются панические атаки, страх за свою жизнь. Тебе кажется, что ты где-то накосячил. Именно поэтому многие люди страдают этим, они стараются избежать этих мыслей и попадают в порочный круг. Наши люди не могут остановиться на одной стопке, и в определённый момент я понял, что рискую стать одним из них. Я не хочу спиться, у меня есть много важных вещей. Музыка, любимые люди. Я начал замечать, что отсутствие алкоголя в моей жизни повышает мою продуктивность. То есть я начинаю свободное от алкоголя и похмелья время тратить на вещи круче. Наш взлёт за последние два года и то, что я завязал, — две неразрывно связанные вещи. У меня уже есть творческие планы, расписанные до конца 2022 года. То есть и группа знает, чем будет заниматься, и я знаю. Я вообще человек структурный. Мы планируем выпустить ещё два альбома, на один из которых материал уже готов. И собрать Adrenaline Stadium.

Была ещё история про «Нашествие»: никто не ожидал, что наш отказ от выступления в 2018-ом станет таким инфоповодом. Ситуация следующая: вечером мы спокойно написали организаторам, что не приедем, извинились. Решили поддержать общую движуху и выразить протест против всего этого. И спокойно легли спать. С утра наши личные сообщения уже были завалены прессой. Мне позвонили с телеканала «Рен ТВ», телеканал «Аль-Джазира» предложили сделать про нас сюжет, ещё Deutsche Welle писали, это немецкий телеканал. Последним мы дали интервью и «Рен ТВ» тоже. Они к нам приехали, сказали, что поддерживают эту всю движуху. Поснимали, спросили у меня, почему мы так сделали, и спокойно уехали. На следующее утро на их канале выходит репортаж, в котором мы оказываемся предателями Родины и вообще должны гореть в аду. Мы с пацанами посмотрели и решили, что ну его нафиг. При всём этом по передачам ходили наши мэтры рока, упрекали нас, мол, мы пиаримся. С 2014 года ни один наш трек не попадал в ротацию «Нашего Радио». Я очень злился, когда у нас не взяли «Андеграунд», одну из лучших моих песен.

Во-первых, я — многодетный отец, у меня трое детей. Так получилось, что я со своей супругой развёлся несколько лет назад. Я очень благодарен ей за многие вещи, но мы слишком разные люди. При этом я регулярно вижусь со своими детьми, оплачиваю им квартиру, которая у меня в ипотеке. Плачу алименты. В принципе все деньги, которые я зарабатывал на той работе, в банке, уходили на их обеспечение. Сейчас я живу в Москве и снимаю квартиру со своей возлюбленной. У меня и дети с ней подружились, любят её. В целом на данный момент всё гармонично, всё устаканилось. Остальную часть своей жизни я обеспечиваю музыкой: концерты, квартирники, мерч, книги и прочее. Последние два года живу в режиме 5/2 — работа и концерты по выходным. Не каждый так сможет, и по факту у меня нет выходных. Работал раньше в банковской сфере, привлекал зарплатные проекты. То есть я помогал людям получать зарплату. (смеётся) Первого июня я уволился из банка, и мне предложили работать в близкой мне сфере, очень интересном мне направлении. Я сейчас являюсь AR-менеджером лейбла Soyuz Music, на котором мы издаёмся. Моей прямой задачей является поиск новых музыкальных коллективов, либо уже действующих групп. Заключение с ними контрактов и последующий выпуск альбомов — это в принципе для меня работа мечты. При всём этом я могу не часто появляться в офисе. Как мне сказали: «Играй на фестивалях, высматривай ребят, предлагай пообщаться». Лейбл правда очень хороший. Зарабатывать получается, но это совсем небольшие деньги. Когда ты сам много лет вкладываешься в музыку, то сотрудничество с лейблом позволяет творчеством хотя бы самого себя обеспечивать. Ты не тратишь на записи альбомов и клипов собственные деньги, которых у тебя и так нет. Ни в чём себе особо не отказываешь в повседневной жизни. Я очень рад, что у меня появилась такая возможность.

Меня многие хейтят за то, что я когда-то работал в банке. Но я очень сильно благодарен этому опыту. В банках тоже не всегда нехорошие люди работают, и не все банки занимаются не самыми приятными вещами. Мы, например, помимо зарплаты, занимались такими вещами, как реструктуризация кредитов. Когда люди попадают в очень трудные ситуации, то мне звонит генеральный директор, мол, надо помочь Васе. Он там зашивается: кредиты, ипотека — вообще денег не остаётся. Мы приезжали, общались с Васей, помогали ему оформить кредит на более выгодных условиях: снизить ставку, снизить платёж, чтобы у него какие-то свободные деньги оставались. Некоторых людей удавалось вытаскивать. Было сразу видно, что это персонажи песни «Счастье».

Там проводились тренинги, которые я старался транслировать на свою жизнь и музыку. Задумывался, почему у некоторых получается чего-либо добиться, объединить и направить людей, а у многих — нет. Последние просто не умеют правильно ставить себе цели. Есть определённая система постановки задач — SMART. Цель называется целью, когда она определена качеством и временем выполнения. Условно говоря, есть герой, который хочет, чтобы в стране было хорошо. Это желание, а не цель. Это же и происходит в массовом сегменте, в масштабах страны и общества. Ни один из наших оппозиционеров так толком и не озвучил того, что он хочет, в какие сроки и как этого добиться. Но уже круто, что люди начали задавать вопросы, копаться в себе, следить за чем-то. Наше поколение и молодёжь от восемнадцати лет уже более политически активное, граждански подкованное и не молчаливое. Было поколение молчунов, поколение наших родителей, которые видели перестройку. Для них в наши дни всё более или менее спокойно. Они не возмущаются ровно по той причине, что в своё время уже натерпелись страшных вещей. Они боятся возвращать то время. Они вырастили детей, у них есть жилплощадь. А те, кто помоложе, моё поколение, они уже не помнят всего того, что происходило, и видят перед собой светлое будущее, именно поэтому оно активнее. Поэтому на мой взгляд за людьми, которые родились в конце 80-х и начале 90-х, как раз будущее нашей страны.

У нас было несколько подходов к творчеству. Если альбомы «Оковы Мира» и «Держитесь» писались больше от музыки, то «Счастье Ч. 2» полностью написан от текста изначально. В нём на первом плане стоит поэтическая составляющая, я смог больше раскрыться как поэт. Мне интересно ставить перед собой препятствия, раскрывать себя. Я смог максимально выразить свой определённый жизненный этап и наблюдения. Мог бы ещё написать десять альбомов в духе нашего раннего творчества, но мне это неинтересно. Всегда придерживаюсь позиции, что нужно быть самим собой. Если какие-то вещи меня волнуют, то я пишу о них. На «Счастье Ч. 2» я высказался на те темы, которые по разным причинам на предыдущие альбомы не попадали. Я всё время стараюсь делать альбомы более-менее концептуальными. К тому же у нас достаточно протестного творчества и писать ещё один «НетПутиНазад» было бы просто скучно. Я не могу написать пятьдесят песен на одну и ту же тему. Мне, как поэту, гораздо интереснее развиваться. Я бы не сказал, что в «Счастье Ч. 2» пропал наш протест, он просто стал более зрелым и осознанным. Песня «Счастье» — протест против какого-то дня сурка, рассуждение на тему, как мы дошли до такой жизни. Почему мы тлеем в маршрутках с утра, воскресаем каждое утро. Что счастье для нас превратилось во внесённый платёж по кредиту и фильм про ментов и бандитов, а не в какие-то по-настоящему важные вещи. «Я не вывезу» — протест против наркотиков. Но многие продолжают воспринимать нас очень прямолинейно. Говоришь, что Путин — негодяй, и все такие — ну, это протестная группа. А попробуй углубиться в эту тему. «Зомбиленд» тоже вполне себе протестная. То есть там говорится о влиянии пропаганды СМИ на сознание человека, который попадает в больной социальный эксперимент, и все живут по определённому шаблону. На альбоме та же политика, но в несколько другом исполнении. Есть следствие, а есть результат. Альбом «НетПутиНазад» — это следствие происходящего, а «Счастье Ч. 2» — результат, к чему всё привело. Есть более прямолинейные вещи «В.П.» или «Ждём, когда выпадет снег». Мы стали старше, нас начинают интересовать простые, бытовые вопросы с точки зрения обычного парня или работающего человека. Можно писать про космос, но людей всё равно беспокоит то, что здесь, рядом происходит. Это некий разговор на кухне. Вот ты садишься со своим другом и начинаешь обсуждать, насколько всё задолбало: ипотеки, кредиты, каждый день на работу, митинги, куда страна катится, сроки обнуляются. Как с таксистом едешь, и он начинает тебе рассказывать: «Ох, довели страну». Вот из этой серии. Он не говорит о высоком, а рассказывает, что волнует его прямо сейчас, что ближе ему. Что уровень жизни как минимум не растёт. Это бытовая форма протеста, рассуждений на тему, что мы можем пощупать прямо здесь и сейчас.

Нужно понимать, что при царе, коммунистах и Владимире Владимировиче были и остаются те, кто жил плохо, кто справлялся и даже те, кто жил хорошо. Эта гармония находится в каждом из нас. Ты сейчас там, где ты есть, только потому, что сам этого захотел. Бывают сложные жизненные обстоятельства, но не нужно ждать пришествия Иисуса, который придёт и всё сделает за тебя. Каждый несёт ответственность за свою жизнь. Пока ты не научишься отказывать себе в каких-то слабостях и ставить себе задачи и цели, то ничего не произойдёт. У нас огромное количество людей живёт в прострации и считают, будто им все должны. Но никто не должен. Я могу привести в пример себя: уже в двадцать четыре года я сделал карьеру в банке до директора дополнительного офиса и купил себе квартиру, в то время когда мои ровесники курили травку во дворе и пиво пили. Мы всегда добиваемся того, что хотим, а если нет — то, значит, не хотим вовсе. Либо это просто слова. Мало хотеть, нужно делать и делать долго. Если человек захочет стать сильным, то ему не будет достаточно сделать тысячу отжиманий за раз. Нужно систематически и понемногу добиваться своего. Ежедневное маленькое усилие над собой помогает достигать определённых результатов. Но у нас никто этому не учит, мало людей занимаются самообразованием.

Протест во многом полезен системе, в этом есть здравая мысль. Буквально перед интервью смотрел стенд-ап Поперечного, и он тоже такую мысль толкал, что его не закрывают, потому что он нужен системе. Люди приходят на концерт, получают то, что хотят услышать. Мол, система — дерьмо, и уходят довольными, нашедшими единомышленников. Другое дело, что поэт, музыкант, стенд-ап комик говорит об этом, потому что это его волнует. Актёры, музыканты, поэты — у условных деятелей поп-культуры есть определённая аудитория. То есть мы являемся альтернативным источником информации. Мы ведь можем конкретно показать, что нас не устраивает, и сформулировать это в манифест. Тогда мы можем массу людей направить в определённую сторону. Если у людей нет этой цели, то они топчутся на месте, ничего не происходит. А когда первый, второй, десятый, сотый и тысячный начинают под какой-то общей эгидой объединяться — это нечто большее. Очень сложно специально написать протестную вещь. Тут две стороны медали. С одной стороны это определённая разрядка. Есть такая книжка у Юрия Никитина, «Баймер» называется. В его слэнге байма — это инструмент выплескивания агрессии. С другой стороны музыка является общественным, социальным маяком, объединяющим единомышленников. Здесь же видят так: сегодня мы спели что-то, а завтра выходим на баррикады и устраиваем революцию. Во многих интервью я говорил, что против революции кирпичом в окно. Я искренне хочу, чтобы мои слушатели получали образование, занимали государственные посты, и люди уже с нашим сознанием строили будущее нашей страны. Это естественное замещение. Мне бы хотелось, чтобы страной руководили люди, у которых в голове на подкорке будут звучать мои песни, когда им на стол положат приказ о вырубке леса. И это остановит их от преступления против своей совести и людей. Когда я ещё в банке работал, то чуть не уволил человека за националистические высказывания. Провёл с ним воспитательную беседу. Вот и среди моих слушателей много руководителей, директоров фирм, которые могут влиять на окружающих. Сын одного из них даже учится у меня на гитаре играть.

С песней «Письмо», кавером на Децла, связана интересная история. В 2014-м году мы выпустили альбом «Уроки Ненависти», и нас начали приглашать на радиостанции. И мы выступали на радио «Радио», там ещё у Чачи собственная передача была. На одной из их передач есть рубрика «Подстава», когда нужно сыграть любую не свою песню. А мне всегда нравился текст песни «Письмо», я считаю её значимым музыкальным произведением с политической точки зрения. И я просто ребятам сказал играть аккорды Гражданской Обороны, такой раскачивающийся ритм. Потом видео с этим попало в YouTube, нас начали просить записать эту песню. Но ни у ребят желания не было, ни у меня. Мы оставили её как концертный номер, но не записывали. На этот альбом мы решили всё-таки записать, она вписывалась в общую концепцию. Для меня это ещё некое заявление, что представители разных музыкальных культур говорят об одном и том же, просто с музыкальной точки зрения отличаются друг от друга. Панки, рэперы, металлисты — мы все живые люди, и нас беспокоят одни и те же вопросы. Мы все хотим жить в мире, без притеснений, свободно выражать свои мысли. Этим кавером я хотел показать, что представители разных музыкальных культур говорят на одном языке и мечтают об одном и том же. В детстве мы писали в подъездах «Децл — лох», но выросли, послушали современный рэп и поняли, что Децл был на деле крутым чуваком. Я его ещё уважаю за следующую вещь: он же оставил прошлый проект и создал новый без продюсера, Le Truk. Он для себя понял, что хочет делать другую музыку и начал с чистого листа. Понятно, что он известен, но это все равно тяжело. Когда мы вернулись на сцену после паузы даже с прежним названием, и то с трудом собирали залы по пятьдесят человек в Москве. Музыкальный стиль — это инструмент самовыражения. Не важно, играешь ли ты панк, рок, метал или что-то. Это некая оболочка, ширма. Всё-таки до людей нужно доносить определённые мысли. Поэтому в нашем творчестве много альтернативы и речитатива. В современном мире настолько уже всё смешалось, такая мультижанровость, да?