Мы знакомы с Шотландией 90-х благодаря однофамильцу режиссёра «Рейва» писателю Ирвину Уэлшу. Нищета, наркотики, криминал и отсутствие каких-либо возможностей выбраться из этой пучины – такой показывает северную часть Великобритании автор романа «На игле». Брайан Уэлш во многом перенимает традиции однофамильца, но его Шотландия не так беспросветна и безжалостна, ведь в ней есть крупица надежды – красный огонёк магнитофона в черно-белом мире.
В 1994 году в Великобритании был принят Акт о криминальной юстиции и общественном порядке, который был направлен против нелегальных рейвов. Благодаря принятому Акту полиция могла жесточайшим образом пресекать собрания двадцати и более человек, которые слушали «повторяющуюся последовательность ритмических биений». Разумеется, закон разжёг ещё большую любовь к техно, и подпольные рейвы продолжили своё существование. Для многих техно стало способом протеста, выражения несогласия, как для радиоведущего Ди-Мэна. Для других, как для главных героев «Рейва», друзей Спаннера и Джонно, электронная музыка – возможность сбежать от реальности.
Фото - makpa →
Уэлш снял ностальгическое кино о былой Шотландии, о безрассудной молодёжи, что умела ценить мгновения. Бережно относясь к наследию Ирвина Уэлша и Дэнни Бойла, экранизировавшего книгу шотландца, режиссёр показывает другое поколение 90-х. Ушедшая эпоха Тэтчер оставила молодым британцам из рабочего класса мало возможностей, и в итоге многие из них ушли в отрыв. Как раз Бойл в «На игле» показал более «консервативных» представителей поколения, предпочитавших «честный» наркотик галлюциногенному и слушавших «Зигги Попа». Но были и те, кто, не стал придерживаться прошлого, – нелегальные рейвы были заполнены именно такими людьми.
Дегуманизированная музыка, которая так привлекла новое поколение британцев, была в какой-то степени противопоставлена новой волне рока, однако аудитория у обоих жанров была одинаковой. И The Prodigy, и Oasis в основном слушали подростки из рабочего класса, поэтому и рок-концерты, и рейвы стали некой отдушиной для молодёжи 90-х. Вернёмся к Ирвину Уэлшу, а точнее к очередной экранизации его книги — «Кислотный дом». Здесь мы можем услышать как The Verve, так и The Chemical Brothers, но «картина» везде будет та же — бедные районы Шотландии и беспросветное будущее героев. Но всё-таки, что же такого особенного было в рейвах?
Фото - tvpr →
В первую очередь, рейвы в 90-х стали нелегальными мероприятиями, что, разумеется, накладывает на техно-тусовки оттенок протеста. Акт о криминальной юстиции и общественном порядке был принят через 2 года после одного из самых значимых музыкальных фестивалей в истории — Castlemorton Common. В начале 90-х рейвы собирали десятки, а иногда и сотни человек, но в 1992 году Castlemorton посетило около 30 000 ценителей электронной музыки. Полиция не стала вмешиваться, так как была застигнута врасплох и просто контролировала масштабную «вечеринку». Однако после принятия Акта представители правоохранительных органов де-факто были наделены неограниченной силой, позволявшей пресекать любые собрания определенного количества людей, слушавших музыку «с повторяющимися ритмическими биениями». Именно эту картину запечатлел Брайан Уэлш в фильме «Рейв».
Однако такое перекрытие кислорода рейв-культуре только увеличило громкость брейкбитов. Сразу популярными в электронной тусовке стали треки, выражавшие несогласие с жесткими решениями по отношению ко всему движению (именно тогда The Prodigy записывают знаменитый Their Law), а «фестивали» стали проводиться не на сельской местности, как Castlemorton, а в заброшенных зданиях.
Фото - mixmag →
Что было дальше? А дальше андергаунд вышел на большие стадионы. Ксенофобия британского государства во многом повиляла на коммерческий успех таких групп, как The Prodigy и The Chemical Brothers. Электронная музыка продолжила стремительно развиваться, что было обозначено появлением бесчисленных новых поджанров. Подпольные рейвы ушли в прошлое, но при этом оставили яркий кислотный след на британской культуре и развитии музыки в целом.
Что касается фильма, то Уэлш изобразил другое, неконсервативное поколение 90-х, которому не было дела до философии консьюмеризма или размышлений об Игге Попе. Они просто любили электронную музыку и видели в ней то, чего не доставало в их жизни, — свободы от всего старого и закостеневшего.