Открытие гитарного дисторшна может претендовать на звание главной случайности в истории музыки. Внебрачный сын сломанного комбоусилителя, его нечеткий визг определил многочисленные карьеры (и целые жанры). От мрачного дума до антагонистического панк-рока, гитарный дисторшн – топливо для некоторых примеров самой влиятельной музыки в мире.
Начнем с самого начала: гитарное усиление стало поступать в массовую продажу с 1931 года. Маленькая деревянная коробка с динамиком, безобидный 10-ваттный усилитель Electro String продавался как аксессуар к Frying Pan, первой серийной электрогитаре. Последующие 16 лет усилители звучали не громче 10 ватт, но он подготовил почву для того, чтобы полностью перевернуть представление о гитаре.
И затем Лео Фендер создал бомбу: усилитель Super.
Фендеровский усилитель 1947 года был уже на 18 ватт, что явно было заметным увеличением громкости. Гитаристы по всей стране мечтали прибрать его к рукам: они сразу поняли, что перед ними было что-то прекрасное. Когда ручка громкости выкручивалась до конца, усилитель переходил на овердрайв, превращая ноты, взятые на гитаре, в жужжащий дисторшн. Как и все гениальные изобретения, гитарный дисторшн был открыт случайно.
За два года до этого король западного свинга Джуниор Барнард создал прототип хамбакера для своей гитары, соединив два звукоснимателя, чтобы убрать неприятный фоновый звук сингла и получить более плотный звук. Барнард очень сильно бил по струнам и постоянно их рвал, поэтому высокий сигнал его протохамбакера в сочетании с агрессивной техникой игры заставлял его комбоусилитель переходить на овердрайв. Толпы кантри-, свинг- и блюз-гитаристов искали более грязный саунд, саунд, который бы показал смелость их музыки, и приземленный тон гитары Барнарда стал для них музыкальной библией.
Bob Wills & Lester Junior Barnard – Barnard Blues
Когда в 1947 году пополз слух, что можно получить тон, похожий на Барнардовский, лишь вывернув ручку громкости у Fender Super, он стал главным атрибутом каждого гитариста, а даже если у кого то его и не было, то он на него копил. Овердрайв охватил страну как чума. Лео Фендер вскоре улучшил усилитель Super, увеличив его громкость до 50 ватт, а его конкуренты сразу же последовали за Лео Фендером. 50-ваттный усилитель был просто убийственным, изменив музыку точно так же, как изобретение огнестрельного оружия — военное дело, и те, у кого технология была хуже, сразу становились целью. Но технология – лишь инструмент, поэтому 50-ваттным усилителям нужен был известный музыкант, чтобы популяризировать его по всему миру.
Этим музыкантом стал Гори Картер, чей залп рок-н-ролла был слышен по всему миру. Музыка у Картера была в крови: он родился в бедном бандитском районе Хьюзтона под названием Fifth Ward [Палата №5], также известная как кровавая, и начал играть блюз в 12 лет. Он хотел запечатлеть своей музыкой тяжесть взросления в расистском городе и такой же стране. С 50-ваттным усилителем он мог передать свое разочарование, свою боль и радость таким образом, который отрефлексировал эти чувства в сырой, необузданной форме. Что он любил еще больше в своем усилителе, так это его громкость: если он удваивал звук, усилитель переходил на фузз.
Работая как проклятый на мельнице днем, Картер сформировал группу The Hepcats и быстро стал известным на музыкальной сцене Хьюстона, знаменитой своей огромной конкуренцией. Главное влияние на него оказал T-Bone Walker, поэтому блюз The Hepcats был быстрым и агрессивным, почти как развивающаяся автомобильная индустрия в Америке в то время. В 1949-м Картер и его группа записали песню Rock Awhile, первую песню на носителе с перегруженной гитарой. Песня была как гром среди ясного неба Америки, Картер свел всех с ума своим вступительным риффом. Он играет со смертельной точностью, утапливая звук гитарных нот в дисторшне. Вся инструментальная часть песни звучит просто прекрасно, но именно гитарная партия Картера проходит через песню красной нитью. К черту Элвиса, вот кто должен быть королем рок-н-ролла.
Дисторшн Картера был инновационным, но тот фуззовый тон, под которым мы сейчас подразумеваем овердрайв и дисторшн появился лишь в 1951 году, когда Джеки Бренстон и его Дельта Коты – псевдоним группы Айка Тернера Kings of Rhythm – выпустили песню Rocket 88. У Kings была ядерная бомба в виде гитариста Вилли Кизарда. И хотя репутация Айка Тернера с легкостью затмевает других членов группы, именно имя Кизарда должно проноситься сквозь века.
Никто точно не знает, как сломался его усилитель перед записью Rocket 88. Возможно, он упал на асфальт из машины группы при транспортировке в студию. Как говорит Айк, в машине протекла крыша и дождевая вода попала на провода усилителя, испортив их. Но, в конце концов, это не так важно, как тот звук, который стал издавать испорченный усилитель. Кизард обнаружил, что его усилитель был сломан лишь тогда, когда включил его в студии, и сразу же влюбился в его грязный саунд. Rocket 88 – обычное буги в более быстром темпе, а вот гитара Кизарда оказалась революционной.
Прежде чем вы послушаете Rocket 88, попробуйте представить себе, что вы никогда не слышали фуззовый дисторшн до этого. Вы выпиваете в баре в 1951 году где-нибудь на юге Штатов, скажем, в Нешвилле, Канзасе или Хьюстоне. На радио преобладают мелодичные, вокальные песни Кинг Коула и Тони Беннета. В таких хитах, как Too Young и Because of You, инструменты играют второстепенную роль, главный здесь вокал. Вы этого полностью не осознаете, но вы устали от этих песен, вы хотите чего-нибудь нового. Вдруг вы чувствуете, будто вам положили бальзам на душу. Вы подходите к музыкальному автомату, и вам кажется, будто колонки взрываются и гитарный саунд Кизарда полностью пожирает ваш мозг.
А через 10 лет Грейди Мартин использовал дешевый предусилитель для создания еще большего дисторшна при записи песни Марти Робинса Don’t Worry. С одной стороны, эта песня – обычный кантри, но на отметке 1:26 небеса низвергаются с дисторшном Мартина — жирным, тягучим и волшебным саундом, который используют многие современные дум- и сладж-группы.
В попытках воссоздать грязный саунд Мартина гений техники Орвилл Род создал самую примитивную фузз-педаль для своих друзей из The Ventures. Компания Гибсон капитализировала эту идею, выпустив педаль Fuzz-Tone в 1962 году – педаль, с помощью которой песня (I Can’t Get No) Satisfaction The Rolling Stones приобрела свою главную характеристику. В 1964-м, за год до того, как Кит Ричардс свел с ума всю Англию своим гитарным звуком, Дейв Дейвис из группы The Kinks расковырял бритвенным лезвием колонки своего усилителя, чтобы получить более грубый саунд. В итоге получился безбашенный дисторшн в You Really Got Me. Услышать эту запись в 1964 году было все равно что застать тот момент, когда Black Sabbath изобрели хэви-метал.
В 60-х и 70-х годах компании, производящие усилители и дисторшн-педали, постоянно соревновались и пытались друг друга обойти, открывая новые горизонты возможностей для музыкантов. Гений своего дела Джими Хендрикс сделал эффекты фузз и реверб частью своего хаотичного шоу и использовал эти технологии как отдельные инструменты. А в 1972-м Deep Purple возвели их в ранг тяжелой артиллерии, сбив всех с ног своими 117 децибелами классического рока в лондонском Rainbow Theatre. Спустя три года Книга рекордов Гиннесса создала номинацию «Самая громкая группа мира», сразу же наградив Deep Purple званием королей шума.
Deep Purple - Made In DK (Live 1972)
Motörhead тоже прониклись идеей атаки зрителей звуком. Группа была первой, кто стал использовать тяжелый дисторшн на басу, а на концерте в Кливленде в 1984 году их арсенал усилителей и кабинетов выдал звук аж в 130 децибел. Для сравнения: авиасирена звучит на уровне около 120 децибел и находится рядом с гранью, когда звук причиняет физическую боль.
Звуковая стена Motörhead заставляла куски штукатурки падать с потолка Variety Theatre в Кливленде. Представьте, что она делала с барабанными перепонками зрителей. Но эта огроменная стена усилителей заставляла зрителей любить группу еще больше. Фанаты приходили на концерты Motörhead, чтобы по ним проехались музыкой, как катком.
Почти каждый, кто находился на концерте, хотел и надеялся уйти с концерта, испытывая боль.
На концертах группы My Bloody Valentine в течение конца 80-х и начала 90-х Билинда Бутчер, Кевин Шилдс и Дебби Гуж постоянно превращали последние аккорды песни You Made Me Realize в пятнадцатиминутный шум для пыток. Как писал Том Эвинг: «Почти каждый, кто находился на концерте группы, хотел и надеялся уйти с концерта, испытывая боль». My Bloody Valentine одновременно ублажает своих зрителей и причиняет им боль, используя усилители и выражая тем самым свою любовь.
Крестные отцы электроники Leftfield достигли 137 дб в 1996 году в Brixton Academy, поставив новый мировой рекорд по громкости – это единственная хаус/танцевальная группа, получившая этот титул. Музыка британского дуэта поглощала слушателей своими пульсирующими ритмами и атмосферой многослойного, пронзительно громкого саунда. Как и на небезызвестном концерте Motörhead в Кливленде, интенсивность саунда Leftfield заставляла штукатурку падать с потолка. С Leftfield вам не надо было принимать экстази – такая громкость уносила вас намного дальше.
С тех пор музыканты продолжают исследовать и выжимать максимум из дисторшна и гитарного усиления. Как для потребителей, так и для поставщиков громкости просто слышать музыку уже недостаточно. Мы должны чувствовать, как она сокрушает наши кости. Расширяя границы таких звуковых антагонистов, как Whitehouse, SPK, и Merzbow, классик электронной музыки Тим Хеккер в интервью Resident Advisor описывает свой процесс сочинительства как «очень брутальный, кровавый и сокрушающий опыт».
В адовой смеси усилителей и кабинетов он каждый раз удостоверяется в том, что его выступления так же мучительны и для слушателей. Dälek, человек, который принес экстрим-усиление в мир хип-хопа, заставляет своих слушателей тонуть в оглушительных битах и угнетающих волнах синтетического звука. Это трио из Нью-Джерси выступало бок о бок с такими гигантами, как Godflesh и Isis. Они недавно выпустили новый альбом, доказав метал-фанатам, что хип-хоп может быть таким же акустически разрушительным, как любой другой жанр.
Легенда дроун-метала Sunn O))) приводит гитарное усиление к своему логическому завершению, оглушая своих слушателей дисторшном последние 19 лет. Через беспощадное гудение инструментов гитарист Стивен О’Мелли и басист Грег Андерсон вводят сознание в первобытный транс. Каждый альбом группы великолепен, но прослушивание дома музыки Sunn O))) не имеет ничего общего с походом на их выступление. Я видел, как после их концерта в 2010 году девушку вырвало на асфальт, то есть ей стало плохо от постоянного напряжения, созданного усилением группы.
Sunn 0))) - Live in Berlin, 2006
Газель Амбер Валентайн, гитаристка Jucifer, использует 30 кабинетов, чтобы создать, как она сама ее называет, «белую стену смерти», и делает ее все 24 года существования группы. Она и ее муж, барабанщик Эдгар Ливенгуд, вдохновляются игрой друг друга в течение своих совместных сетов, физической составляющей их кинетической энергии, отдающейся эхом сквозь смесь наслаждения и боли, которая заставляет музыкантов и слушателей искать новые уровни мощности звука.
Арт-директора клубов постоянно жалуются на громкость выступлений Jucifer (обычно их концерты достигают 140 децибел), а вот фанаты — совсем нет. Отвечая на эти претензии в интервью WV Rockscene, Валентайн сказала: «Мы — Jucifer. Мы чисто физически не можем быть тихими… Мы просто хотим чувствовать и слышать ее, эту стену звука. И я хочу придать ей форму, приручить фидбэк».
В начале карьеры сладж-дуэта мизантропов The Body гитарист и вокалист Чип Кинг часто пел без микрофона, несмотря на то, что он использовал стену кабинетов, сравнимую с количеством Jucifer. Под пеленой дисторшна его разрушительный вокал создавал ощущение, что от тонет в своем собственном усилении. Пока технологии диктуют нам наш образ жизни, такие артисты, как The Body, будут все больше исследовать грани звукового усиления и дисторшна, которые многие из нас не понимают.
Экстремально громкий звук запечатлевает бессилие человека перед технологией, но он также показывает способ дать ей отпор. К ужасу наших ушей, технологии гитарных усилителей, колонок и дисторшна будут лишь улучшаться, пока музыканты ищут способ выйти на новый уровень громкости. Во времена политической и социальной неопределенности явно лишь одно: будущее музыки будет сокрушительно громким.