12 цитат из книги «Взятие Вудстока»

Вудсток — легендарный фестиваль, символ целого поколения. О нем знают абсолютно все любителя рока. И даже не любители, просто все. С 15 по 18 августа 1969 года маленький городок Бетел был центром вселенной хиппи, музыки и абсолютного счастья. Сейчас, почти 50 лет спустя, сложно поверить в то, что такой фестиваль был на самом деле, но это правда.

Вот и Эллиот Тайбер в своей книге Взятие Вудстока рассказывает, как все было на самом деле.

Об авторе

Эллиот Тайбер (Тейхберг) — американский дизайнер и предприниматель. Преподавал изобразительное искусство в Хантер-колледже. В 1969 году ему улыбнулась удача, и Тайбер навсегда вошел в историю как один из основателей всемирно известного и легендарного фестиваля Вудсток.

Взятие Вудстока условно можно разделить на 2 части — жизнь до фестиваля и сам Вудсток. В первой части Эллиот Тайбер рассказывает о себе, своей семье, своем детстве, своей жизни, своей сексуальной жизни… Да, кстати: Эллиот — гей. Об этом он не устает сообщать на протяжении всей книги, к месту и не очень. Впрочем, написано все достаточно бодро и с юмором, так что никаких негативных эмоций не возникает.

Эллиот Тайбер — сын евреев, эмигрировавших в Америку из Европы. У него классическая еврейская мама, причитающая, что Эллияху непременно сведет ее в могилу, если немедленно не сделает то, о чем просит его «исстрадавшаяся мамочка, бежавшая из Минска по сугробам в двадцать футов, с мороженой картошкой в кармане и гнавшимися за ней царскими солдатами», лишний вес, нетрадиционная ориентация, куча комплексов и болезненная привязанность к родителям. Когда они покупают убогий мотель в захолустном Бетеле и понимают, что не так-то просто превратить его в золотую жилу, они немедленно просят сына помочь, ведь он достаточно популярный на Манхэттене дизайнер, а значит, непременно умеет управлять мотелем. Разумеется, затея обречена на провал и только чудо может спасти семью Тейхбергов от разорения, а самого Эллиота от его родителей.

Этим чудом становится Майкл Ланг, организатор фестиваля Вудсток. Он устраивает в мотеле «Эль-Монако» штаб-квартиру фестиваля, а Эллиота назначает кем-то вроде своего помощника по связям с общественность.

Дальше начинается вторая часть книги, и описывать ее нет никакого смысла. Это просто нужно прочитать. Прочитать об общественных волнениях, о враждебности местных жителей, о хиппи, о любви, о музыке и о том, почему это лето любви стало лучшим для 500 тысяч человек — именно столько людей посетили фестиваль.

Надеемся, что 12 цитат из книги помогут вам хотя бы мельком представить себе, что такое Вудсток.

1. В Бетел втекала, на колесах и на своих двоих, нескончаемая череда машин и людей. Сотни их шли пешком, бок о бок с медленно катившими автомобилями. Другие ехали в фургончиках и на мотоциклах. Некоторые из фургончиков были затейливо расписаны светящимися красками самых разных цветов и оттенков — красными, зелеными, оранжевыми и синими. На многих красовались «знаки мира» и антивоенные лозунги: «Занимайся любовью, а не войной», «Власть цветам!», «Свободная любовь», «За наготу цветов!», «Власть народу!», «Даешь живое пиво!», «Нижнее белье вне закона!» и «ФБР объявило в розыск добрую фею». Одни несли на своих боках яркие карикатуры в манере «Сержанта Пеппера», другие — хвалы расширяющим сознание галлюциногенам: «Джону Эдгару необходима доза „оранжевого восхода“!».

   И из всех машин неслась музыка.

   Из радиоприемников и восьмидорожечных кассетных плееров плыли, точно волны безудержной радости и беззастенчивой свободы, голоса Дженис Джоплин, Джима Моррисона, «Beatles» и Боба Дилана. Из окошек автомобилей высовывались, приветственно помахивая руками, длинноволосые хиппи в цветастых футболках. Собравшиеся вдоль 17Б граждане Уайт-Лейка взирали на них в совершеннейшем трепете и растерянности. «Мы здесь, лапушка, — крикнула одному из них высунувшаяся из окна машины женщина. — Давай повеселимся!».



2. Я провел Майка Ланга и его эскорт по пятнадцати акрам заболоченной земли, мимо моего «Летнего театра в Уайт-Лейке», выгребной ямы и дюжины голых «Артистов Лунного света», так и танцевавших вокруг вертолета. Мама попробовала как-то прикрыть их, однако они ее лохмотья отвергли. Ее это не смутило, она уже приступила к попыткам сдавать в аренду складные стулья прохожим, которые останавливались, чтобы понять, что у нас тут творится, и посмотреть на безумный танец голышом.
   — Это они танцевальный спектакль репетируют, — объясняла мама. — Вы же не думаете, дорогуша, что они станут плясать задаром?
3. Краем уха я слышал, как перешептывается эскорт Ланга, и в интонациях этих людей ничего хорошего не усматривал. Все словно разваливалось прямо у меня на глазах. Я понимал, что это мой последний шанс, позволяющий спасти и мотель, и самого себя от вечного проклятия Уайт-Лейка.

   Я запаниковал и начал сыпать самыми разными предложениями, среди которых были и такие: можно построить подвесной стадион, который удерживали бы на весу аэростаты, или засыпать всю территорию «Эль-Монако» цементом, который успел бы подсохнуть к началу концерта. Думаю, что тонкую грань, которая отделяет здравый рассудок от поврежденного, я пересек в тот миг, когда сказал им, что они могут разбомбить к чертовой матери все наше заведение и провести концерт на полученном таким манером пепелище.



4. Билеты на концерт приобретались у нас музыкальными и просто магазинами, концертными бюро, владельцами газетных киосков и бесконечными любителями музыки. Но как бы ни было велико число проданных билетов, оно и близко отражало размеры скопившейся на ферме Ясгура толпы.

   На поросшей травой земле, которую Макс отвел под фестиваль, вырос средних размеров город. Десятки тысяч людей бродили по нему, музицировали, валялись на одеялах и ночевали в палатках, легковушках, фургончиках. Люди всех цветов кожи, каждой, какая только существует этнической, религиозной и расовой принадлежности собрались воедино, создав подобие огромного человеческого лоскутного одеяла. Газеты печатали сделанные с воздуха фотографии этого городка, внушавшие одновременно и благоговение, и ужас. Объем и плотность его населения были такими, что фотографиям просто трудно было поверить.

5. Мы, обитатели «Эль-Монако», знали о том, какими опасностями грозит нехватка продовольствия, не понаслышке. В ту неделю до нас добрались, наконец, два автофургона с заказанными мной и папой продуктами. Едва мы успели разгрузить эти фургоны, как среди тех, кто жил на ферме Макса распространился слух об их появлении. И через час с небольшим мы увидели толпу в несколько сот человек, бежавшую к фургонам и явно готовую сорвать с них дверцы и растащить все, что найдется внутри. Папа успел распахнуть дверцы и показать этой толпе, что фургоны пусты. Разочарование и гнев, охватившие ее, ощущались почти физически. Ни я, ни папа не знали, на что она может решиться, однако представить себе, как эти люди разносят в поисках еды мотель, нам было легко.Неожиданно какой-то юноша взобрался с гитарой на крышу одного из фургонов, уселся там и запел Blowin’ in the Wind Боба Дилана. И, слава Богу, петь он умел на славу. Голос у него был сильный и чистый.

   Толпа смотрела на него с изумлением и благоговейным трепетом. А затем настроение ее изменилось — гнев растаял. Прямо на наших глазах напряжение покидало тела людей. Одни начали улыбаться, а там и смеяться. Другие подхватили песню. И меньше чем через две минуты от ярости толпы не осталось и следа. Кто-то уже обнимал друг друга за плечи. Кто-то просто поворачивался и уходил. И очень скоро толпа расточилась. Умиротворяющую силу музыки отрицать невозможно.



6. Мы открыли дверь и вышли в ночь, думая, что нам предстоит принять конец от орды остервеневших хулиганов, но вместо этого увидели чудо. Подобно прекрасному ожерелью сверкающих бриллиантов, к Бетелу в два ряда тянулись огни машин. С возвышения, на котором мы стояли, видно было, как с юга на нас надвигаются по 17Б мили и мили таких огней. Это был не Армагеддон. Это Моисей вел народ свой в Бетел — что, собственно, и означает на иврите «Дом Божий»

   Мы застыли на месте, омываемые потоками света — папа с опущенной к земле бейсбольной битой, мама с винной бутылкой и я, по-прежнему сжимавший молоток. Мы смотрели на идущие в город легковушки и грузовики, из которых нас время от времени окликали люди. «Эй, „Эль-Монако“, мы вас по радио слышали!» — кричали одни. «Мы получили ваше послание!» — кричали другие. Многие из этих машин были раскрашены светящимися красками, их наполняли люди совсем юные, старые, да и всех промежуточных возрастов тоже. Люди всех цветов кожи — черные, белые, желтые, коричневые и красные. Многие показывали нам «знак мира», другие просто приветственно махали руками. Три часа утра, все счастливы и все жаждут участия в фестивале.

7. По мере того, как толпа приобретала все большие и все более пугающие размеры, усиливалась и неприязнь Уайт-Лейка к Тейхбергам. Проявления вандализма стали ежедневными. Проезжавшие мимо нашей территории люди выкидывали на нее набитые отбросами мусорные мешки. По ночам перед получившим недавно новое название «Крылом Фэй Данауэй», да и перед многими бунгало тоже вырастали кучи конского навоза. Из проносившихся мимо нас машин летели камни, окна нам теперь били на регулярной основе. Немаловажное для нас оборудование — в том числе и купленную недавно газонокосилку — у нас просто-напросто украли. Вандалы пробирались по ночам в наши владения и лили в бассейн красную краску, отчего вода в нем приобретала цвет крови. На внешних стенах мотеля раз за разом появлялись хулы и угрозы. Мы оказались в осаде.
8. Вудсток доказал, что, собираясь в большом числе, люди обретают свободу, которая во всех иных случаях остается для них недоступной — особенно, если свобода эта никому не приносит вреда.
9. Меньше, чем за месяц Майк Ланг, Джон Робертс, Джоэл Розенман и Арти Корнфилд — с помощью нескольких сотен вудстокцев — возвели небольшой город, подобного которому я и вообразить-то никогда не смог бы. Природа создала на этой земле огромную чашу — совершенный амфитеатр. На южном его краю стояла сцена шириной в сотню футов. Над сценой были натянуты длинные полотнища брезента, защищавшие исполнителей и аппаратуру от непогоды. По обеим сторонам сцены возвышались огромные динамики, усилители и прочая электроника. А в середине сцены стоял квинтет микрофонов, ожидавших своих хозяев — Хэвенса, Джоплин, Долтри, Хендрикса, Баэз, Гатри, Слая, «Creedence», Кокера, Кантри Джо, Кросби, Стиллза, Нэша, Янга и многих, многих других. Подмостки, на которых держалась сцена, достигали высоты трехэтажного дома. За сценой, слева и справа от нее, раскинулось море палаток, перемежавшихся жилыми автоприцепами, грузовиками, автобусами и тракторами. Мили и мили кабелей и проводов тянулись со сцены к звуковой аппаратуре. Операторские и микрофонные краны вытягивали над огромной платформой свои роботовидные руки.
10. — Ты хоть знаешь, что сделают с нашим городом город пятьдесят тысяч хиппи? — орал кто-то из них. — Они его с землей сравняют. Это ж наркоманы — днем они буду грабить нас, а ночью коров насиловать!
11. Вследствие того, что Майк Ланг обратил меня в единственного продавца билетов на самый большой в истории человечества концерт, я оказался в гуще людей, которых знал до того лишь по газетам да телепередачам. Это были не ньюйоркцы, с которыми я имел дело всю мою жизнь. Они не были материалистами, не стремились к богатству или славе. Они не поддавались четкому определению, многие из них отвергали все, в чем можно было усмотреть путь к осуществлению великой иллюзии, именуемой Американской Мечтой. Они были длинноволосы, одеты в джинсовку, они покачивали бедрами, ходили босыми и носили банданы. От них веяло свободой. Многие красили волосы в оранжевые, розовые, красные, зеленые, лиловые и синие тона. Очень многие носили бусы, «пацифики» и всякого рода украшения — на шеях, запястьях, лодыжках и в волосах. Некоторые из них щеголяли нечесаными бородами, очень немногие принимали душ хотя бы с какой-то регулярностью и еще меньшее их число заботило какое-либо одобрение со стороны окружающих. И все они пели, все смеялись. Такого количества смеха я не слышал за всю мою жизнь.



12. Отец взглянул мне в глаза с одобрением и любовью, покивал.
    — И еще, у меня есть к тебе просьба. Когда я умру, похорони меня в таком месте, с которого виден Вудсток. Знаешь маленькое еврейское кладбище неподалеку от фермы Макса? Вот там я и хочу лежать. Фестиваль был лучшим, что случилось в моей жизни, и это твоя заслуга.