«На строку по стежку, на слова по два шва»: как развивалась русская рок-поэзия

Увлечение советской молодёжи рок-музыкой началось, как положено, с The Beatles. К середине 1960-х битломания накрыла волной весь мир, против такого натиска не устоял и пресловутый «железный занавес». Местами бесхитростные, но предельно искренние песни ливерпульской четвёрки произвели самую настоящую революцию в головах, по-другому и не скажешь. Мало того, что в их песнях был неподдельный драйв, которого так не хватало советским эстрадным зубрам, так ещё и пели они о том, что действительно было важно для молодого поколения. «All You Need Is Love» — эта прописная истина была понятна даже тем, кто не владел языком.

Разумеется, увлечение роком породило массу подражателей. Те, кто был побогаче, используя родственные и дружеские связи, доставали инструменты из-за границы. Ребята попроще мастерили их из того, что попадётся под руку. Новоиспечённые рок-группы на подпольных сейшенах стремились играть что-то похожее на Beatles, а со временем – и на других классиков, но, увы, уровень мастерства и качество аппаратуры не всегда этому способствовали. Высшим шиком в те годы считалось копировать «фирму» один к одному, и были команды, у которых это неплохо получалось, например, ленинградские «Фламинго» и «Аргонавты».

С собственным творчеством дела поначалу обстояли непросто. Поначалу оно рассматривалось скорее как придаток к общеизвестным хитам и должно было соответствовать канонам западного рока. Поэтому и первые тексты песен писались на английском языке, даже если авторы знали его очень приблизительно и пели с ужасным прононсом. Во время концертов голос обычно уводился куда-то на задний план. Уровень таких текстов был, понятное дело, очень низким. Впрочем, кому было дело до текстов, если главная цель – потанцевать? Более того, существовало мнение, что русский язык вообще непригоден для рока. Считалось, что протяжная русская фраза никак не вяжется с традиционным рок-н-ролльным форматом и не способна передать весь драйв этой музыки.

Лёд был пробит во второй половине 1960-х. Считается, что первую песню на русском языке сочинила в 1965 году московская группа «Сокол», и называлась она Где тот край. Тематика песен сего коллектива укладывалась в привычные для эпохи хиппи сюжеты: солнце, любовь, цветы и так далее. Ещё одна важная веха – появление группы «Скоморохи», возглавляемой Александром Градским.

Александр Борисович Градский собственной персоной

Название новоиспечённого бэнда указывало на связь с отечественной культурной традицией. Более того, Градский и его соратники ориентировались именно на русскоязычный репертуар. Поначалу выбранный «Скоморохами» путь не был популярен. Группу редко приглашали на концерты, и для того, чтобы хоть как-то заработать, музыкантам в том же составе пришлось организовать коллектив «Лос Панчос», игравший песни западных групп. Правда, такая ситуация продолжалась недолго. Уже к началу 1970-х, когда русский язык более-менее прочно утвердился на рок-сцене, Скоморохи стали одной из ведущих банд. Тексты Градского, умные и ироничные, а зачастую и сатирические, были далеки от привычной кальки западных образцов и стали заметным явлением в мире советского рока 1960-70-х годов.

Но флагманом и кумиром поколения 1970-х стал всё-таки не он.

«Когда я услышал Скоморохов, то понял, что нужно писать песни на русском языке», — вспоминал впоследствии Андрей Макаревич. Ведомая им группа Машина Времени не просто перешла на русскоязычный материал, но и сделала тексты песен самоценным явлением, заставив зрителей вслушиваться в то, что поёт вокалист. Оказалось, для этого нужно было всего-навсего… использовать более качественное оборудование.

«…И вот нам привезли эти самые сверкающие золотом австрийские микрофоны прямо на сейшн, — писал Макаревич в книге «Всё очень просто», — Мы запели, и вдруг я увидел изумлённые лица людей, повёрнутые в нашу сторону. Никто не танцевал. Оказывается, они впервые услышали наши голоса и, соответственно, слова песен. До этого, выходит, мы старались впустую». Даже если эта история – апокриф, то она всё равно очень показательна. В конечном счёте именно благодаря текстам Машина Времени во второй половине 70-х вышла на лидирующие позиции.

О чём пели «машинисты»? Многие хиты тех лет до сих пор на слуху, кое-где их играют в походах у костра и даже разучивают на уроках музыки. Солнечный остров, Наш дом, чуть позже – Свеча. Кто не знает этих песен? Тексты Макаревича возвышенны, романтичны, аллегоричны. Многие из них похожи на притчи: за эзоповым языком кроется некая мораль, которую певец хочет донести до слушателей. Воздушные замки, корабли, флаги – эти образы несут черты как хипповской романтики, так и бардовской традиции. Не зря песни Макаревича часто сравнивали (и сравнивают) с творчеством Булата Окуджавы. Андрей Вадимович многое почерпнул у знаменитого барда, и с годами это стало лишь заметнее.

Несмотря на то, что поэтические недостатки многих песен Машины Времени были видны невооружённым глазом, тексты группы явно уступали известным образцам «книжной» поэзии того времени, а сам Макаревич никогда не считал себя поэтом, творчество «машинистов» действительно выделялось на фоне других рок-групп. Например, у ведущего ленинградского коллектива Санкт-Петербург были такие строчки: «Ты, как вино, прекрасна. / Опьяняешь, как оно. / Ты для меня как будто / Веселящее вино!». По словам Владимира Рекшана, лидера группы, эта песня стала супербоевиком. Думаю, ветеран рока, успевший в своё время даже поруководить семинаром по рок-поэзии в ленинградском рок-клубе, сейчас относится к этим виршам с большой долей иронии.

Итак, романтика, иносказательность, дидактичность… К этим чертам можно добавить и подчёркнутый пессимизм. За Машиной Времени подтянулась и группа Воскресение со своим бессмертным хитом Кто виноват. Лирический герой Алексея Романова и Константина Никольского, чьи песни также исполняла группа, — человек, переживший крушение надежд и идеалов, «солдат Вселенной» в борьбе против целого мира. О каком оптимизме может идти речь? Ещё один яркий пример – хит тех лет Мы одиноки из репертуара ленинградской группы Мифы: «Мы одиноки и труден наш рейс / к счастью и свету. / Душу и сердце залапали здесь / словно монету». Такие настроения, идущие вразрез с казённым оптимизмом, нервировали власть едва ли не больше, чем поиск некоего (скорее всего, несуществующего) политического подтекста в песнях Макаревича Марионетки и Чёрно-белый цвет.

«Машинисты» времён работы в Росконцерте

Таким образом, что удалось сделать Макаревичу? Своим примером ему удалось не просто доказать, что нужно петь на своём языке, но и показать, как это делается. Сейчас, спустя годы, многие тексты «Машины Времени» кажутся излишне дидактичными, наивными, чересчур абстрактными. Но тогда они превосходили многое из того, что звучало на подпольных сейшенах и официальных мероприятиях. На «Машину Времени» люди ходили не просто танцевать, но и слушать, о чём поёт группа.

Что не удалось Макаревичу? Выработать язык, адекватный той музыкальной культуре, которую представляла группа «Машина Времени». Может быть, все эти флаги, замки и прочие растиражированные образы подходили для КСП, бардовских слётов и песен у костра, но для молодёжи, жаждущей ответов на вопросы, которые ставит жизнь, они были слишком далеки. Что было дальше, всем и так известно. «Машина» триумфально выступила на фестивале «Весенние ритмы. Тбилиси-80» и в том же 1980 году устроилась на работу в «Росконцерт», получив статус самостоятельного ансамбля. Теперь группе покорялись уже не хилые дома культуры, а стадионы. Правда, многие любители рока, слегка ошалев от такого развития событий, резко разочаровались в творчестве Машины Времени (которое, к слову, впало в застой) и принялись искать новых кумиров. И нашли.

Перенесёмся же на берега Невы. 1980-е годы многие называют временем расцвета советского рока и связывают это с творчеством таких ленинградских групп, как Аквариум, Зоопарк, Кино, Алиса, ДДТ (с 1986 года) и так далее. В 1981 возник приснопамятный Ленинградский рок-клуб. Он позволил многим группам стабильно давать концерты и записывать альбомы, не продавая себя филармониям и прочим богомерзким организациям и не боясь лишний раз загреметь в милицию.

Забавно, что к моменту создания рок-клуба ленинградская рок-сцена, как считалось, переживала не лучшие времена. К концу 1970-х многие ветераны ленинградского рок-движения отошли от дел или подались в филармонию. «О ленинградских рок-группах мне сказать нечего, потому что их нет», — мрачно констатировал прославленный гитарист группы Мифы Юрий Ильченко в интервью «подпольному» журналу «Рокси». К молодым группам, например, к «Аквариуму», корифеи относились свысока. У другого перспективного таланта, Майка Науменко, и вовсе до 1981 года не было своей группы.

Недостаток мастерства, проблемы с составом и отсутствие качественных инструментов, — всё это вынуждало многих музыкантов отказываться от крутых сейшенов в пользу так называемых квартирников – выступлений в узком кругу зрителей, преимущественно в акустическом формате. В таких условиях крутым инструменталистам сложно было развернуться, и на первый план выходило значение текста.

И здесь мы вновь обращаемся к вышеупомянутому Майку Науменко, а также к лидеру группы «Аквариум» Борису Гребенщикову. Не боясь громких заявлений, скажу, что именно эти люди выработали в своём творчестве настоящий, подлинный язык русской рок-поэзии, наиболее адекватно отражавший суть рок-музыки и как нельзя лучше передающий настроения вовлечённой в это действо молодёжи.

Борис Гребенщиков, или БГ, считается одним из самых интеллектуальных или даже заумных авторов в русском роке. Секрет его успеха в этакой «всеотзывчивости», в сочетании самых разных влияний. В одной и той же песне БГ может цитировать китайских философов и средневековых богословов и в то же время делать отсылки к классикам рока, пряча смысл (или его отсутствие) за массой культурных пластов. Высокий стиль запросто соседствует в его творчестве с обсценной лексикой, сленгом, жаргонизмами. На стыке 1970-80-х годов он сочинял то удивительно лиричные акустические вещи (С той стороны зеркального стекла, Почему не падает небо и др.), то эпатировал публику жёсткими панковскими по духу боевиками, такими как Кусок жизни или Летающая тарелка. И то, и другое было максимально свободно от советских песенных штампов, а фраза «Дайте мне мой кусок жизни, пока я не вышел вон!» звучала как вызов. Скандал на фестивале «Весенние ритмы. Тбилиси-80», после которого Гребенщиков лишился работы, а группа на какое-то время попала в разряд запрещённых, может считаться символом всего «аквариумного» творчества этого периода, не желающего вписываться в рамки советской официальной культуры.

БГ как он есть

Майк Науменко – фигура иного склада. И как человек, и как творческая личность. Этот музыкальный консерватор никогда не изменял любимым ритм-энд-блюзу и рок-н-роллу. Главная заслуга Майка как раз в том, что он всех научил петь рок-н-ролл по-русски.

С одной стороны, он, блестяще зная английский, передал фактуру песенного языка: энергию, грубость и в то же время лиризм. По правде говоря, Майк не гнушался заимствовать у западных кумиров и отдельные строчки, и даже целые песни. «Странные дни отыскали меня…» — почти точь-в-точь повторяется начало одноимённой песни The Doors, Мажорный рок-н-ролл является вольным переложением песни Чака Берри Reelin’ and Rocking не только в музыкальном, но и в текстовом отношении – первая строчка куплета заканчивается числительным, вторая рифмуется с первой и т.д. Чтобы было понятнее: «Well I looked at my watch, it was 9:21 / We was at a rock’n’roll dance having nothing but fun» у Чака и «Я посмотрел на часы, было 8.22 / У меня начала кружиться голова» у Майка. Судите сами. С другой стороны, Майк стал главным бытописателем нашего рока. Он наполнил западный ритм-энд-блюзовый стандарт хорошо всем знакомыми жизненными реалиями, зачастую довольно неприглядными. «Я сижу в сортире и читаю Rolling Stone», — революционнейшая фраза из Пригородного блюза. Казалось бы, ну что тут такого, сидит лирический герой в сортире и пусть сидит! Но как далеко это было от всего того, что зрители прежде слышали со сцены, и как это шокировало неподготовленную публику!

Влияние Майка колоссально. Он породил целую традицию простых и непритязательных песен о нелёгкой жизни, полных интересных бытовых зарисовок и горькой самоиронии и замешанных на блюзе и рок-н-ролле. В эту традицию вписываются и «Чайф», и Чиж, и отчасти «Крематорий», и много кто ещё.

Майк и Цой на квартирнике

Нельзя не сказать ещё об одном ленинградском рок-герое. Виктор Цой был младше и БГ, и Майка и испытал влияние их обоих. Но по популярности в народе превзошёл и одного, и другого. Забавно, что при этом Цой не переставал быть мишенью для критики. В «романтический» период «Кино» обвиняли в бессодержательности и «акынстве» («что вижу, то пою»), а в «героический» — в клишированности образов и деланном пафосе. Но при всём этом Цой не терял, а, напротив, развивал и совершенствовал свой главный талант: просто и доступно сказать о серьёзных и важных вещах. За это его любят и ценят. Увы, далеко не все последователи и подражатели Виктора обладают этой сверхспособностью.

Итак, новые рок-группы спустились с небес на землю и перестали чураться изображения бытовых реалий и житейских проблем, от конфликта поколений до банального алкоголизма. Более конкретной стала и лирика: самые высокие чувства в песнях рок-героев соседствовали с изменами, случайными связями и т.д. Многое из спетого шло вразрез с официозом, навязывающим обществу свою эстетику, свою мораль, своё видение действительности. Разногласия рокеров и власти переставали быть сугубо стилистическими (как у Синявского) и перетекали в идеологическую плоскость.

Нет, до размахиваний триколором и строительства баррикад было ещё далеко. В творчестве ведущих групп этого времени критика существующего строя пока ещё не играла столь важной роли. Она носила, скорее, отстранённый, созерцательный характер. «Здесь дворы, как колодцы, но нечего пить. / Если хочешь здесь жить, то умерь свою прыть. / Научись то бежать, то слегка тормозить, / подставляя соседа под вожжи», — пел Гребенщиков. Это не обличение, а, скорее, итог наблюдений.

Более полно протест в своём творчестве воплотили уже другие люди с иным темпераментом. Не случайно пик популярности таких групп, как ДДТ, Алиса, Телевизор, пришёлся на вторую половину восьмидесятых. Страна официально взяла курс на перестройку, но действительность зачастую диссонировала с официальными лозунгами, и многие музыканты испытали это на собственной шкуре.

Кинчев, Сукачёв и защитники Белого дома. 1991 год

В это время на первый план выходят самые что ни на есть рок-гимны. Песни-лозунги. Моё поколение и Мы вместе «Алисы», Хочу перемен «Кино», Михаил Борзыкин из «Телевизора» клеймит ретроградов и душителей свободы в песнях Твой папа – фашист, Три-четыре гада и т.д., а Юрий Шевчук поёт о революции, которая «научила нас верить в несправедливость добра». В этот ряд темпераментных рок-бойцов не вписывается флегматичная фигура фронтмена свердловского «Наутилуса» Вячеслава Бутусова, поющего тем не менее про скованных одной цепью, но его отстранённость и закрытость в полной мере компенсировались бескомпромиссностью Ильи Кормильцева, автора большинства текстов Нау.

Не подумайте превратно, я не пытаюсь выставить этих людей какими-то конъюнктурщиками. Юрий Шевчук никогда не боялся острых сатирических текстов (Периферия, Мажоры, если навскидку), за что и получал по полной программе от уфимских властей. Напомню, что до провинции передовые идеи всегда доходили с опозданием. Скорее, дело не в конъюнктуре, а в пресловутом нерве времени, который творческие люди всегда чувствуют куда острее, чем простые обыватели. Назревали перемены, страна их ждала, и рокеры вполне легко и естественно стали рупорами своей эпохи.

Итак, в 1980-е годы преимущественно на ленинградской сцене формировалось то, с чем будет принято ассоциировать весь русский рок. Философичность, бытописательство, изрядная доля гражданственности, — вот те ключевые черты, которые всплывают у нас в голове, когда мы говорим об отечественной рок-поэзии. Всё это формировалось именно там и именно тогда.

Если бы у Джона Леннона спросили, кто он, то прославленный битл наверняка бы ответил: «Я музыкант!» Сид Барретт, Лу Рид, Марк Болан, Том Уэйтс, Том Йорк и прочие кумиры сказали бы, скорее всего, то же самое. Даже нобелевский лауреат Боб Дилан, думаю, идентифицирует себя как музыкант и лишь потом как литератор. Джим Моррисон, возможно, засомневался бы. Не зря же он последовательно выстраивал образ «проклятого поэта». Ну и в случае с Леонардом Коэном поэтическое начало всё-таки преобладает. Другими словами, большинство зарубежных рок-героев отдаёт/отдавало себе отчёт в том, что они в первую очередь музыканты и лишь затем – авторы текстов песен.

А что у нас?

Феномен русской рок-поэзии вряд ли занял бы такое прочное место в умах её поклонников, если бы сами рокеры не позиционировали себя как поэты. Но часто ли с ними взаправду приключалась такая напасть и с какого момента она начала происходить – уже другой вопрос.

И ещё одно. Текст песни и стихотворение это далеко не одно и то же. Это разные поэтические формы со своими особенностями. Текст песни немыслим без музыки, музыка даёт ему дополнительную ритмическую основу, хребет. Звукоряд дополняет смысловую нагрузку текста, помогает расставить акценты, и вообще структуру композиции задаёт именно музыка. А стихотворение – самодостаточная вещь со своей внутренней логикой. И далеко не всегда из хорошего стихотворения может получиться хорошая песня. И наоборот: даже хорошие, сильные рок-тексты (Электрический пёс Гребенщикова или Дрянь Майка) далеко не всегда получается назвать стихами.

Однако мало перейти от традиционной формы «куплет-припев» к ещё более традиционному пятистопному ямбу. Сближение музыки и литературной традиции происходит тогда, когда рок не только черпает вдохновение в западной музыке, моде и стиле жизни, но и обращается к культуре, истории, традициям родной страны. Происходит становление так называемого «национального рока» — этот термин активно использовал на страницах московского рок-самиздата небезызвестный Илья Смирнов. К нему он относил, прежде всего, группы с периферии (ДДТ уфимского периода, Калинов Мост, Облачный Край), противопоставляя их музыкантам Ленинградского рок-клуба, погрязшим, по мнению уважаемого Ильи, в модных изысках «новой волны», эстетизме и заигрывании с властными структурами.

Одним из ярчайших представителей «национального рока» был Александр Башлачёв. Журналист по образованию, в мир рок-музыки он вошёл поначалу как автор текстов песен череповецкой группы Рок-сентябрь. Команда была заурядная, в духе Землян, тексты были соответствующие, но зато у этих парней был отличный аппарат. Этим, кстати, воспользовался Юрий Шевчук, записав в Череповце альбом ДДТ Компромисс. Некоторое время спустя СашБаш начал писать песни для себя.

И тут все офигели.

«Ко мне попали записи квартирных концертов, и не побоюсь этого слова, потрясли – так это было мощно, неожиданно и самое главное – высокохудожественно, если говорить о слове», — цитата из Константина Кинчева. «Столкновение с человеком, в котором от природы есть дар и который умеет им пользоваться, производит впечатление, будто заглянул в печку горящую», — таковы впечатления ещё одного умного и знающего толк в поэзии человека, Бориса Гребенщикова. Не умея петь и почти не умея играть на гитаре, Башлачёв производил колоссальное впечатление. И главную роль в этом играли тексты его песен.

Хорошей поэзией как таковой мало кого удивишь. Восхитительные строчки и целые произведения есть и у БГ, и у Шевчука, и даже у Кинчева, который не раз заявлял, что поэтом себя не считает. Тех, кто был знаком с Башлачёвым, поражало то, как он трудится над текстом. Юрий Наумов, например, был потрясён тем, что СашБаш в ходе работы пользовался толковыми словарями. А вот вспоминает Кинчев: «…И он чертил графики и схему, стрелочки рисовал, как одно слово с другим должно соотноситься. Не в рифме дело, а должно соотноситься именно смыслово. И стилистически как они должны завязываться и, соответственно, начинать играть благодаря этой огранке, гореть, как бриллианты». Не хочется приводить примеры, этим можно заниматься очень долго. Читатель может и сам послушать Башлачёва: Петербургская свадьба, Поезд, Когда мы вдвоём, Время колокольчиков в конце концов! Надо сказать, что существуют и весьма годные каверы на СашБаша: если вам трудно слушать оригинал, послушайте хотя бы их.

Мы отвлеклись. Трагическая гибель Башлачёва многих отрезвила, заставила задуматься о весьма серьёзных вещах. Его друзья и собеседники из числа рокеров (Кинчев, Ревякин, Шевчук и т.д.) не без влияния СашБаша пытались осмыслить реальность, копая вглубь, к истокам, обратились к истории, религии… Без Башлачёва не было бы Русского альбома БГ, что сам Борис Борисович честно признаёт.

Но в более глобальном смысле роль СашБаша заключалась слегка в другом. «Башлачёв вселил веру в то, что текст песни может быть самодостаточен и высоколитературен, что рок-поэзия может существовать и в таком виде», — считает Константин Арбенин и продолжает: «Только после появления Башлачёва стало возможным говорить о русском роке не как о русскоязычном продолжении рок-блюзовой традиции западной музыки, но как об отдельном, совершенно особом и самобытном явлении, уходящем корнями не только в западную музыкальную культуру, но и в мир великой русской литературы».

Другими словами, Александру Башлачёву ставят в заслугу то, что он связал рок с русской литературной традицией. При том обилии цитат, аллюзий, переосмыслений отдельных образов, ярких и хорошо знакомых нам образов, которые кроются в его песнях, было бы странно доказывать обратное. Рок-текст смог зажить своей жизнью, и это привело к появлению особого жанра – бард-рока, который, к счастью, подарил нам многих талантливых авторов. Среди них вышеупомянутый Константин Арбенин, а также Кирилл Комаров, Михаил Башаков, Василий К., отчасти – Сергей Калугин… Список можно продолжать.

А что же в этом плохого? – спросите вы.

Любая идея в неумелых руках компрометируется и превращается в пародию на саму себя. До появления бард-рока как сплава авторской песни и рок-музыки никто, пожалуй, не утверждал, что текст главнее музыкального сопровождения. БГ, Майк, Шевчук и иже с ними играли на акустических квартирниках отнюдь не от хорошей жизни. Да и сам бард-рок в лице своих наиболее ярких представителей – весьма слушабельное явление. Всё портят, как обычно, эпигоны.

Эпигоны, радостно уверовавшие в то, что хорошо играть – необязательно. Более того, необязательно даже сочинять интересную небанальную музыку. Главное – текст. И тут парадокс: художественный уровень текстов для многих любителей рока, взявших в руки гитары, был не так важен. Более того, далеко не все могли его оценить. Ключевыми стали два понятия, которые для придания всему происходящему пафоса часто пишутся с большой буквы: Смысл и Духовность. Почему-то в среде особо радикальных поклонников так называемого русского рока принято считать, что они в текстах непременно есть. Или должны быть. А то, где их нет, русским роком называться не может.

Впрочем, это уже из разряда извращений. Гораздо интереснее попытаться понять, откуда взялась мысль о примате слова над музыкой. Вряд ли кто-то из героев мейнстрима всерьёз так считает. Возможно, что-то подобное можно выискать, если выбрать отдельные места из интервью Шевчука и, развивая их логически, доводить до абсурда, и то вряд ли.

Но и помимо самих музыкантов были люди, которые определяли курс музыкального развития, «идеологию» рок-движения. Прежде всего, это журналисты. Артемий Троицкий, например, считался главным «западником», пропагандистом модной музыки «нью-вейв» (любопытно, что этот же человек явил широкой публике Александра Башлачёва). Был среди пишущей братии и главный «почвенник». По глубине и остроте поставленных вопросов мало кто мог соперничать с Ильёй Смирновым, борцом за самобытность отечественного рока. Считая, что русский рок 80-х в равной мере наследует традиции рок-н-ролла и бардовской песни, он так обозначил его ключевую фигуру: поэт с гитарой.

Заметьте: слово и музыка здесь встают как бы на одну ступень. Они одинаково важны. Преобладание текстовой составляющей, по мнению Смирнова, характерно для авторской песни. В рок-н-ролле, ритм-энд-блюзе и прочих проявлениях западного рока главенствует музыка, ритм. А русский или, как пишет сам Илья Смирнов, национальный рок должен стать органичным соединением этих двух ветвей могучего древа песенной культуры. По такой логике, кстати, того же Башлачёва уместнее отнести к бардам, а не к рокерам. И спорить с этим мы не будем.

Итак, даже яркие и последовательные сторонники самобытности русского рока не настаивают на том, что слово играет первостепенную роль, довлея над музыкой. Возможно, более важную, чем в большинстве широко известных западных групп, да. Но не первостепенную.

Таким образом, русский рок, как и любой другой (английский, немецкий, китайский, бразильский и т.д.), был и остаётся явлением, прежде всего, музыкальным. А повышенное внимание к тексту вообще характерно для нашей культуры, и было бы странно, если б дело обстояло по-другому. Но это не означает, что в отечественном роке тексту отдаётся приоритет. Для этого есть авторская песня и так называемый бард-рок, также прочно ориентированный на слово. В этом жанре творят замечательные авторы, но их-то как раз наиболее твердолобые апологеты Русского (так!) рока слушают довольно редко, считая мутными и занудными. Вот ведь парадокс! Впрочем, жизнь вообще парадоксальная штука.

Но это ещё не всё.

черновые записи Александра Башлачёва

Действительно, ещё не всё. Надеюсь, все поняли, что текст в русском роке хоть и важен, но не является началом всех начал. Исключение – пресловутый бард-рок: направление, соединившее бардовскую форму (пение под акустическую гитару) с рок-традициями. Часто текст в роке играет вспомогательную роль, выступая как часть цельного образа, вносящая в него характерные штрихи.

Вот вам несколько примеров.

«Я показываю того, с кем надо бороться» — эта фраза принадлежит Оззи Осборну, а, может, и не ему, это не так существенно. Важно то, что этот принцип был взят на вооружение и многими отечественными артистами. И первый среди них конечно же Пётр Николаевич Мамонов. Лидер группы «Звуки Му» писал запоминающиеся депрессивные тексты, но на первое место всё равно выходили совершенно невероятная пластика артиста и его дикое поведение на сцене, превращавшее концерт в театр одного актёра. Тексты здесь выступали скорее дополнительным штрихом к портрету страдающей маргинальной личности, столь убедительно создаваемому Петром Николаевичем. В отрыве от автора, от его сценического амплуа они вряд ли могли бы адекватно существовать. По крайней мере я не могу представить себе условного Шевчука, который стоит с гитарой у микрофона и поёт: «Курочка Ряба, где моя баба?». Без соответствующей подачи такие тексты теряют свою взрывную энергетику. Ещё один пример. Гарик Иванович Сукачёв может петь какие угодно песни, хорошие и не очень, с какой угодно лирикой, но публика всё равно будет не столько вслушиваться в текст, сколько наблюдать за его «бандитской» физиономией и впитывать бешеную энергетику во время концерта.

Звуки Му как театр одного актёра

И в наши дни эта традиция находит своё продолжение. Образ асоциального персонажа, который безудержно бухает, разговаривает матом и между делом рубит правду-матку, создал талантливый бизнесмен и музыкант Сергей Шнуров. Даже сейчас, когда лидер группировки «Ленинград» прочно вписался в шоу-бизнес и стал весьма яркой его частью, своеобразный кич продолжает оставаться неотъемлемой частью его образа. Постоянная щетина, майка-алкоголичка, хриплый-сиплый голос и всё это на фоне балаганного шика голосистых красавиц, духовой секции и т.п., — вот неотъемлемые элементы образа Сергея Владимировича. Кроме того, в последние годы он нашёл ещё один эффективный способ поражать сознание целевой аудитории. На этот раз – с помощью броских и запоминающихся, едких сатирических клипов.

И всё же этот пример не из лучших. Тексты Шнурова вовсе не находятся на периферии его образа. Напротив, они в центре. Другое дело, что они совершенно не стремятся соответствовать высоким поэтическим стандартам. Скорее их можно сравнить с рекламными слоганами, по крайней мере в подсознание они врезаются столь же прочно.

Пример совсем другого плана. Скажите, кто-нибудь вообще задумывался, ЧТО поёт Илья Лагутенко? Не то, как он это делает, со всеми его мяуканиями и кривляниями, а то, о чём собственно песни группы «Мумий Тролль». Не знаю, как вам, а мне такой вопрос даже в голову не приходил. А ведь есть ещё и Макс Покровский из коллектива «Ногу Свело». Один из его самых знаменитых хитов и вовсе являет собой бессмыслицу и тарабарщину.

Всё это к чему. А к тому, что если какой-нибудь деятель станет вам в очередной раз доказывать, что «в русском роке главное – текст!», то можете смело судить, что не разбирается он ни в русском роке, ни в текстах, ни в музыке вообще.

P.S. Очень жаль, что в тексте не нашлось места ни рассказу о рок-экспериментаторах, продолжающих традиции русского футуризма и обэриутов (Летов же!), ни обзору многогранного творчества Ильи Кормильцева. Уверяю, что до них мы ещё доберёмся.

Вот теперь всё.