За те 5 лет, что прошли с распада Агаты Кристи, мы уже успели привыкнуть к совсем другому Глебу Самойлову. The Matrixx отличались кардинально своими истерическими клавишами, намеренным сгущением красок, но главное — Самойловым. Он, видмо, ставил своей целью покорение каких-то невыносимых для человека горизонтов отчаяния. Вершиной (и дном одновременно) был альбом «Живые, но мертвые», где он выглядел совсем уже находящимся за какой-то страшной гранью.
Помня все это, невольно пугаешься уже самого по себе названия четвертого альбома группы – «Резня в Асбесте». Но он на удивление звучит мягче и спокойнее, чем предыдущие. Нет, конечно, никуда не делось все то, за что мы любили Глеба в Агате и Матриксе — глухая картина безнадежного мрака, посреди которого надо танцевать и веселиться, но иногда и это не получается.
Фото - Ольга Малкова
В альбоме предостаточно электроники, но не матриксовской, казавшейся родственником некоторых творений Роба Зомби и dance gothic одновременно. Эта электроника — времен «Чудес», самого личного альбома Агаты, и «Маленького фрица», легендарного enfant terrible свердловского рока. Правда, тут нет злобной сатиры Фрица на латентный нацизм позднесоветского и постсоветского человека. Зато есть кое-что другое.
Мало тут отсылок на родной город и франшизу про резню, сами знаете чем, сами знаете, в каком штате США. От всего этого веет какой-то балабановщиной. Имя великого кинорежиссера земли русской я вспомнил не случайно. Весь этот альбом с его претензией на концептуальность вполне мог бы послужить саундтреком к какому-нибудь фильму Алексея Октябриновича. За тем бы не заржавело снять под такую музыку какую-нибудь картину, переполненную человеконенавистничества. И альбом мог бы звучать в кадре, не переставая, не давая проскочить тишине или постороннему шуму.
Это-то и есть самое сложное и самое утомительное в альбоме. Его возможно слушать только одним сплошным треком, который невозможно разделить на какие-то отдельные фрагменты. А слушать в подробностях все 24 трека хватит духа не у всех.