Четыре главных вопроса о связи музыки и депрессии

Родной айпод с изученной вдоль и поперек библиотекой или стриминговый сервис с тысячами плейлистов, на обложках которых стоят забрызганные дождем окна, мрачные силуэты и прочие клишированные образы печали… Какой человек хоть раз не прибегал к этой элементарной терапии в грустные моменты?

Многим кажется, что подходящие песни и правда помогают. Услышав буквально несколько точных строчек, человек чувствует в этом принятие своих чувств и поддержку. Для кого-то так проще понять себя и рассмотреть свои проблемы со стороны. Подбодряет иногда даже то, что какие-то незнакомые люди сложили вместе несколько звуков таким образом, что они точно вписались в твое расположение духа и позволили погрустить. Но эти нехитрые способы актуальны скорее в борьбе с обычным плохим настроением. А может ли прослушивание музыки помочь тем, чья проблема – серьезная болезнь, требующая лечения?

На данный момент однозначного ответа на этот вопрос не существует. Одни исследователи подчеркивают позитивную роль музыки в лечении депрессии, если она применяется в сочетании с другими, стандартными методами. Другие же считают, что прослушивание музыки не то что не ослабляет, а даже провоцирует и усугубляет болезнь.

Музыкотерапия – идея далеко не новая. Она используется в работе с самыми разными пациентами: например, с детьми, у которых есть нарушения развития или психические расстройства, и с пожилыми людьми, у которых развивается болезнь Альцгеймера. Этот метод может подразумевать и прослушивание, и создание музыки, и ее обсуждение, и даже танец. Не любая песня, которую вы включите, будет лечебной. Музыкотерапией занимаются специально подготовленные люди, которые знают множество не только музыкальных, но и психологических и биологических тонкостей.

Некоторые предполагают, что музыкотерапия эффективно помогает также больным депрессией. Ученые из Кокрейновской библиотеки нашли и проанализировали пять исследований, посвященных этой теме. Четыре из них показали положительные результаты. Люди, получавшие музыкотерапию, выздоравливали быстрее, чем те, кто не был привлечен к ней.

К сожалению, выборки этих исследований были небольшими, а качество – неубедительным, поэтому вопрос оставался открытым. Однако было очевидно, что влияние прослушивания музыки на лечение депрессии возможно и заслуживает дальнейшего изучения. Этим Кокрейновская библиотека и занялась. А в ноябре 2017 года она представила новый труд, подытоживший уже девять исследований, в которых принял участие 421 человек разного возраста. Выводы подтвердились, хотя и с той же оговоркой. Ученые предположили, что прослушивание музыки способно усилить эффект обыкновенной терапии на пациентов с депрессивными и тревожными расстройствами.

Если же брать не сопровождаемую профессионалом музыкотерапию, а будничное, самостоятельное прослушивание, то здесь все еще менее однозначно. Доктор Сандра Гарридо, занимающаяся изучением психологии и музыки, считает, что некоторые композиции могут даже навредить страдающим от депрессии.

В своем эксперименте она разделила людей, склонных к клинической депрессии, и остальных участников исследования, а музыку разбила на «счастливую» и «грустную». Каждый человек выбирал для себя подходящие треки самостоятельно, поскольку восприятие музыки очень субъективно. Оказалось, что тоскливые композиции, согласно оценке исследователей, удручали депрессивную группу сильнее, хотя и все участники эксперимента были уверены, что на самом деле им стало лучше.

Гарридо считает, что у страдающих от депрессии людей часто повышенный уровень руминации, то есть навязчивого обдумывания одних и тех же тем. Поэтому они воспринимают грустную музыку иначе. Она заставляет их застревать в негативных шаблонах мысли и вместо защитного механизма становится источником дополнительных проблем. Здоровый человек, который только что прошел через расставание и слушает Someone Like You Адель, хорошенько прорыдается, выпустит наружу эти эмоции, станет от этого чуточку сильнее и просто продолжит жить дальше. Склонный же к депрессии человек сконцентрируется на других вещах, например на том, как отношения всегда заканчиваются для него разочарованием и что его больше никто никогда не полюбит, и только глубже увязнет в своем состоянии.

В этой теме все еще много неизученных и непонятных вещей, что признает и сама Гарридо. Некоторые справедливые вопросы и выражения несогласия с результатами эксперимента прозвучали уже в комментариях к статье по ее исследованию в The Conversation. Механизм влияния грустных слов песен более-менее ясен, но что же насчет, собственно, самой грустной музыки? Будет ли отличаться эффект от тех же песен, где убрана вокальная дорожка? А как быть с изначально инструментальной музыкой или композициями, исполненными на языке, который слушающий их человек не знает?

Далеко не все люди, на своем примере хорошо знающие, что такое депрессия и прочитавшие статью Гарридо, согласны с тем, что печальная музыка – обманчивый защитный механизм. Многие сходятся в том, что иногда как раз это ухудшение и нужно для того, чтобы испытать некий катарсис и в конечном итоге почувствовать себя лучше. Как говорится, надо достигнуть дна, потому что оттуда есть путь только обратно наверх. «Как человек, страдающий от депрессии, которому приходится жить и работать в мире, где нет времени и пространства на то, чтобы страдать от депрессии, могу сказать, что этот фокус с нагнетанием кризисов и прогоном их сквозь себя уже годами позволяет мне быть всегда в рабочем состоянии, – пишет Мэг Торнтон. – Поэтому, пусть я и могу ”чувствовать себя хуже” после грустной музыки, вопрос состоит в том, плохо или хорошо для меня это “хуже”».

Некий Стивен Пибоди соглашается с ней и добавляет: «Да и разве не в том смысл психотерапии, что она помогает установить контакт со своими мыслями и чувствами, чтобы суметь их обработать и найти выход, вместо того чтобы помогать не думать о них?»

Это разумные замечания. Но обратимся к опыту тех, для кого определенная музыка действительно стала вредной привычкой. Журналистка Сара Курчак, страдающая, по ее словам, от «двух одинаково тяжелых психических заболеваний (депрессии и музыкального задротства)», в статье для Noisey рассказала, как Joy Division превратились для нее из спасательного круга в тянущий на дно груз. «В какой-то момент, – пишет она, – те самые вещи, которые мне так нравились в этой группе, стали вещами, которые втягивали меня все глубже в отчаяние. (…) Я стала чересчур соотносить себя с текстами Кертиса и с тем его портретом, который изобразила его вдова Дебора в книге Touching From a Distance. Единственным выходом, который я видела в его искусстве и жизни, была смерть».

В конечном итоге Сара прислушалась к совету ее психотерапевта, который сказал, что ей необязательно продолжать их слушать. Так она и поступила и через какое-то время поняла, что врач был прав. Даже скучая по некоторым песням, она не могла заставить себя прослушать хотя бы их первые секунды. «Теперь я понимаю, что отношения с группой могут быть такими же токсичными и несчастными, как и между людьми. И иногда, несмотря на всю вашу историю, нужно уйти, пока твоя любовь к ним не разорвала тебя на куски», – говорит она и признается, что не слушала Joy Division уже несколько лет.

Случай Сары напоминает о том, что в рамках этого вопроса ждет своих исследователей еще одна интересная тема – влияние на психическое здоровье человека музыкальных фандомов. В этом случае музыка становится для человека больше чем просто музыкой. Для него это уже более объемный, многогранный и эмоционально значимый опыт, который определенно способен влиять на личность человека, его взгляды, настроение и жизнь в целом.

С одной стороны, практически любому ясно, сколько радости, вдохновения и ярких эмоций может давать такое интенсивное увлечение. Фандомы сближают единомышленников, которые, как правило, разделяют уже не только музыкальные, но и другие интересы и ценности. Общение с похожими людьми приносит положительные эмоции, рождает важное ощущение сообщества и помогает завести новых друзей. В отношении страдающих от депрессии поклонников отдельно стоит отметить тот случай, когда сам кумир тоже борется с этой проблемой и рассказывает об этом. Когда публичный человек, особенно такой, который является для многих ролевой моделью, говорит о своей депрессии, это придает сил тем, кто боится обсудить эту проблему с близкими и обратиться за помощью.

Но, конечно же, и негативные эффекты фандомов видны невооруженным глазом. Иногда они становятся подходящей средой для превращения безобидного увлечения в нездоровую зависимость. Бывает в фандомах и травля, токсичные люди, стадные правила и требования, за несоблюдение которых толпа может и обозлиться. В конце концов, никто не застрахован от разочарования в кумирах. Крушение идеалов переживается тяжело, особенно если до этого весь мир человека, вся его личность и круг общения были сформированы вокруг одной группы. И такое растворение в кумирах, когда в жизни человека попросту нет ничего другого, – тоже не вполне здоровое поведение.

Взаимодействие человека и фандома – тема очень объемная и актуальная. Осталось лишь дождаться исследований, которые разберут все ее аспекты.

Некоторые считают, что ввергать в депрессию может не только определенная группа, имеющая для человека большое значение на личном уровне, но и само по себе меломанство. Исследователи из Медицинской школы Университета Питтсбурга изучили 106 подростков, в том числе 26 страдающих от клинической депрессии, и то, какие медиа они регулярно потребляют. Оказалось, что те, кто слушал много музыки, наиболее склонны к депрессии, любители книг же подвержены ей меньше всего. Влияние других медийных форм (журналы, фильмы, игры и даже интернет) на предрасположенность к депрессии установить не удалось. Но и здесь есть важная пометка. «В данный момент неясно, начинают ли люди в депрессии слушать больше музыки, чтобы сбежать от реальности, или прослушивание большого количества может привести к депрессии, или и то и другое», – отмечает доктор Брайан Примак, автор исследования.

Пока с уверенностью можно сказать лишь одно: все очень сложно и индивидуально. В этом вопросе замешано столько разных факторов (характер человека, тяжесть его состояния, чувствительность к музыке, модель ее восприятия, личное отношение к конкретным композициям и так далее), что едва ли однозначный ответ в принципе возможен. Однако музыкотерапия как вид лечения вполне может принести позитивные изменения, если использовать ее комплексно.

Создание музыки – еще одна признанная форма музыкотерапии. Это, в отличие от обыкновенного прослушивания музыки, более активный метод, предполагающий сотворение чего-то нового. Понять эту концепцию и допустить ее существование гораздо проще, причем даже тем, кто сам ни разу не сочинял песен и не играл на музыкальных инструментах. Кто же из нас не знает, как приятно сделать что-то своими руками и сколько положительных эмоций дает любое творчество?

Подкрепляют уверенность в чудодейственном эффекте сочинения песен на депрессию и сами музыканты. Вспомните, сколько раз вы читали в анонсах альбомов откровения артистов вроде «работа над этой пластинкой спасла меня / очень мне помогла»? Или слышали в интервью, как они сравнивают написание песен с психотерапией и даже экзорцизмом?

Этот вопрос, естественно, тесно связан с предыдущим. Зато есть причины полагать, что здесь положительный ответ может быть ближе и определеннее.

В 2011 году финские ученые провели эксперимент с целью проверить, способна ли музыкотерапия помочь в лечении депрессии. В нем принимали участие 79 человек, все из которых получали стандартную терапию (общение со специалистом и лекарства), и только 33 из них также занимались с музыкальным терапевтом, например играли на барабанах. Через три месяца показатели этой группы по депрессии и тревожности улучшились существеннее, чем у остальных участников эксперимента.

«Наше исследование показало, что музыкальная терапия, добавленная к стандартному уходу, помогает людям снизить свои показатели депрессии и тревожности, – рассказал профессор Кристиан Голд, один из авторов эксперимента. – В музыкальной терапии есть определенные качества, которые позволяют людям выражать себя и взаимодействовать невербально, даже в таких ситуациях, когда они не могут найти слов, чтобы описать свои внутренние переживания».

Более крупное (всего 251 человек), хотя и посвященное только детям и подросткам, исследование на эту тему было проведено в 2016 году. Его проводили исследователи из Университета Куинс в Белфасте и Борнмутского университета. Группа, получающая музыкотерапию, играла на разных инструментах по своему выбору, исполняла вокальные импровизации и просто двигалась под музыку. Результаты подтвердились: у этих девочек и мальчиков снижалась депрессия, а также было отмечено развитие коммуникативных навыков и самооценки.

Эти и аналогичные исследования касаются музыкотерапии именно как лечебной методики, которая проводится только под наблюдением специалиста. Он помогает человеку направить творческую энергию в правильное русло. Некоторым людям сложно открыться и выразить свои мысли. Сочиняя музыку по заданиям врача, они роются в своем бессознательном, где часто и бывают скрыты ответы на нужные вопросы, и выпускают свои переживания при помощи средств, допускающих большую свободу самовыражения. К тому же музыка отлично пробуждает воспоминания, которые тоже могут стать ключом к решению проблемы.

А можно ли замерить эффективность такого лечения в естественных условиях, без опытного консультанта над душой? У многих великих музыкантов ведь не было никакого специального терапевта, и все равно сочинение песен помогало им преодолеть тяжелые жизненные периоды. Сказать наверняка пока сложно. Но очевидно, что как минимум облегчить депрессию созданию музыки под силу.

Сочинение песен часто похоже на ведение дневника. Автор выражает в них свои переживания, возвращается к сильным воспоминаниям, вытаскивает из дебрей души все самое важное и тревожащее. Даже если сочинитель и не склонен к очень личному творчеству, результат его трудов все равно будет нести отпечаток его персоны и касаться вопросов, которые его как-то задевают. Пусть он и споет от имени вымышленного лирического героя, а в сюжете не будет ни капли реальности, полностью отбросить личный момент практически невозможно. А в большинстве случаев композиции все-таки так или иначе автобиографичны, то есть похожи на записи в дневнике.

О пользе ведения дневника для страдающих от депрессии людей сказано немало. Джеймс Пеннебейкер занимался исследованием этой темы около 40 лет. Его эксперименты показали, что люди, которые регулярно писали о событиях, которые их затронули или даже произвели на них сильный негативный эффект, начинали чувствовать себя лучше. Вести такую исповедь можно в разных формах: кто-то пишет не предназначенные для отправки письма родным и близким, другие записывают свои монологи на диктофон. Значит, музыка – лишь еще одно средство, шансы добиться аналогичного эффекта от которого – особенно в сочетании с традиционными методами лечения – довольно велики.

Да и сочинение инструментальной музыки явно не пройдет даром. Ведь чем привлекательна музыкотерапия? Отчасти тем, что человек перемещает свои проблемы в другое пространство, в котором ему может быть проще признаться в них самому себе и здраво их проанализировать. Более того, от сочинения любой музыки человек еще и получит эстетическое наслаждение и порадуется своим небольшим достижениям, что во время депрессии бывает довольно тяжело. «Творческие старания действительно очень полезны, – говорит Шелли Карсон, профессор Гарвардского университета, – и вы получаете небольшие дозы дофамина в центре вознаграждения своего мозга».

Проще говоря, волшебной таблеткой от депрессии сочинение музыки точно не является, однако помочь с некоторыми симптомами в рамках традиционного лечения вполне способно.

В наши дни разговор о психических заболеваниях стал вестись более открыто, и многие знаменитости решаются рассказать о собственной борьбе с депрессией. Среди них оказывается немало музыкантов, а некоторые находили смелость поделиться с миром своим опытом и до подъема откровенного разговора об этой теме. Не так давно меломанов потрясли смерти Криса Корнелла и Честера Беннингтона. Задолго до этого они рассказывали о своем длительном сражении с депрессией. К сожалению, болезнь победила, и музыканты покончили жизнь самоубийством. И это далеко не единственные примеры такого трагического финала. Жертвами депрессии стали, например, Иэн Кертис и Ник Дрейк.

Даже те артисты, которые (по крайней мере, открыто) никогда не говорили о существовании в своей жизни этой проблемы, иногда кажутся нам склонными к темным настроениям и интроспекции. Мы верим, что человек просто не смог бы так тонко и верно уловить нюансы душевного мрака, если бы не побывал в нем сам.

Словом, легко убедиться, что музыкальное дарование и склонность к депрессии мистическим образом связаны и первое чуть ли не обязательно идет вместе со вторым. Как объясняется эта напрашивающаяся связь и действительно ли она существует? Возможно, это только следствие того, что мы запоминаем лишь единицы знаменитостей, подходящих под это представление, но не видим и не учитываем, как вокруг нас с депрессией борется куда большее количество простых людей?

Британская благотворительная организация Help Musicians UK провела в 2016 году самое большое исследование психического здоровья музыкантов. Его авторы выяснили, что музыканты (причем вне зависимости от жанра) страдают от депрессии и тревожности в три раза чаще остальных. Однако причина этого, по мнению исследователей, вовсе не во врожденной предрасположенности.

«Создание музыки обладает терапевтическим эффектом, однако карьера в музыке разрушительна», – к такому выводу пришли исследователи, рассмотрев отзывы респондентов. Среди них были не только гастролирующие и исполняющие свою музыку артисты, но и сонграйтеры, диджеи, продюсеры, лайв-музыканты и другие люди, работающие в этой области. Именно сама по себе индустрия, царящие в ней правила, сложные условия и сильный стресс оказались причиной того, что огромная часть опрошенных сталкивалась с депрессией, тревожностью и паническими атаками.

В исследовании приведены истории некоторых людей, принявших участие в исследовании. Многие говорят: в музыке, чтобы получить хотя бы небольшой шанс пробиться, необходимо вкалывать как ни в какой другой индустрии. Отдавая этому делу все свои силы и время, музыканты отрабатывают нечеловеческие часы, вынужденно отдаляются от семьи и друзей, большую часть времени проводят в дороге и играют в зачастую не самых приятных местечках, чтобы просто выступать хотя бы где-нибудь. Даже при полной отдаче успех совершенно не гарантирован. Держась за любимое занятие, музыканты живут в состоянии постоянной неопределенности, отсутствия признания и зачастую бедности. Иногда даже близкие люди не могут принять их выбор и так или иначе дают понять, что пора бы найти «нормальную работу».

Для более-менее состоявшихся музыкантов вопрос признания и денег, безусловно, не стоит так остро. Однако они сталкиваются с более ощутимым давлением: со стороны и лейблов, которым, как правило, важен в первую очередь хороший доход от альбомов и гастролей, а не психическое и физическое здоровье артистов, и фанатов, у которых с группой связано много ожиданий, иногда несоразмерных, и которые могут вести себя напрягающим образом, и критиков с разгромными рецензиями, и других представителей индустрии, и даже просто обычных людей, которым сегодня довольно легко обрушиться на любую знаменитость с не всегда оправданным негативом, вплоть до полномасштабной травли. В конце концов, даже со стороны самих себя, ведь творческие люди часто склонны к перфекционизму и ищут не осуществимых в реальной жизни идеалов.

Очевидно, что усилия, вкладываемые в работу музыкантами из высшей лиги, чаще окупаются. И тем не менее они тоже сталкиваются с катастрофическим утомлением и жесткими условиями, особенно в продолжительных турах, отыгрывая один концерт за другим и не имея возможности даже прийти в себя. Об этом говорит, например, Моби, отказавшийся в 2016 году от гастролей. «Никогда не было такого, чтобы я поехал в тур и не чувствовал тревоги, депрессии и бессонницы, – сказал музыкант. – В ранние дни это казалось небольшой ценой. Но в этот момент своей жизни я не могу, будучи в здравом уме, наказывать себя, свое тело и психическое здоровье из-за необходимости ездить на гастроли».

Еще одна проблема состоит в том, что работа в музыкальном бизнесе очень романтизирована. Об этом светлом мифе мечтают с детства, представляя путешествия, вечеринки, золотые статуэтки и тысячи преданных фанатов. Но о тех испытаниях и давлении, которые приходят вместе со всем этим, говорить не принято. Особенно негативно попытки сделать эту тему более открытой и рассказать о ее не столь приятных деталях воспринимаются со стороны относительно успешных музыкантов. Мол, на что ты жалуешься? У тебя есть все, о чем другие не могут и мечтать, будь благодарен и помалкивай! Артисты понимают это и сами, но не все так просто, а в состоянии депрессии вообще сложно оценивать происходящее рационально и фокусироваться на позитиве.

Исследование Help Musicians UK имеет отношение именно к влиянию музыкальной индустрии на психическое здоровье ее участников, а не к уже существующей склонности. Стало быть, во-первых, стоит разграничивать эти понятия, а во-вторых, признать, что даже не склонного к депрессии человека музыкальный бизнес может вогнать в нее.

Что же касается предопределенной связи, то она, видимо, все-таки тоже существует и активно исследуется учеными. Но обычно в связи не только с музыкантами, а с креативными людьми вообще, то есть также и с художниками, танцорами, фотографами, актерами и т. д. В 2005 году исландская компания deCODE genetics провела исследование на эту тему. Выяснилось, что представители творческих профессий на 25% чаще имеют гены, которые связывают с шизофрений и биполярным расстройством (состояние, в котором депрессивные фазы чередуются с маниакальными). «Результаты этого исследования неудивительны, потому что, чтобы быть креативным, необходимо думать не так, как все», – отметил лидер исследования доктор Стефанссон.

«Существует более 20 исследований, которые предполагают, что у очень креативных людей чаще встречаются биполярные и депрессивные расстройства, – говорит Кей Редфилд Джеймисон, профессор психиатрии в Университете Джона Хопкинса и автор книги «Беспокойный ум». – Безусловно, я считаю, что есть большая связь с видами темперамента, которые стоят за биполярным расстройством и депрессией, со склонностью к рефлексии и так далее».

Пол Верхэген, профессор психологии в Технологическом институте Джорджии, также занимался исследованием этого вопроса. Тоже будучи состоявшимся писателем, он изначально в личном масштабе заинтересовался тем, связана ли креативность с расстройствами настроения. Для него и то, и другое выходит из одного и того же источника. «Когда ты размышляешь о происходящих в твоей жизни вещах и принимаешься обдумывать их снова, снова и снова, эта спираль бесконечного размышления о том, что происходит с тобой и с миром, уносит тебя далеко прочь, – говорит он. – Я часто начинаю обдумывать что-то вновь и вновь, и именно тогда я начинаю писать».

Еще одним общим источником креативности и депрессии, судя по всему, может выступать повышенная чувствительность. Михай Чиксентмихайи, профессор психологии в Университете Клермонт-Грэдуэйт, считает так: «Искусство более опасно [чем другие профессии], потому что оно требует большой чувствительности. Если пойти слишком далеко, можно за это поплатиться и стать чересчур чувствительным для того, чтобы жить в этом мире».

Терренс Кеттер, профессор психиатрии в Стэнфордском университете, дал тест на креативность группе, состоящей из депрессивных и биполярных пациентов, и здоровой группе. Первые справились с заданием на 50% лучше вторых. Кеттер и сам признает, что результаты не конечны и тема требует дальнейшего исследования. Однако кажется, что некая связь креативного характера с характером депрессивным очевидна. «Сложно поспорить с тем, что занятие креативными задачами может создать именно этот темперамент, и, возможно, чуть более вероятно то, что такой темперамент дает креативное преимущество», – заявляет Кеттер.

Один из противников этой теории – профессор психиатрии в Гарвардском университете Альберт Ротенберг. Он считает ее лишь наследием романтического XIX века, когда считалось, что человек искусства, противопоставленный обществу, постоянно борется с внутренними демонами. Ротенберг предполагает, что известные примеры великих людей, страдавших от депрессии, – лишь совпадения, на каждое из которых приходится куда больше здоровых людей, а имеющиеся доказательства неубедительны.

«Проблема в том, что критерии креативности обычно не особенно креативны, – говорит он. – Принадлежность к творческому обществу или работа в живописи или литературе не доказывает, что человек креативен. Фактически многие люди, у которых есть психические расстройства, действительно пытаются работать на таких позициях, которые связаны с живописью и литературой, не потому, что им это хорошо удается, а потому, что их это привлекает. И это может исказить данные».

Консенсуса по этой давно интересующей мир теме так и нет. Ясно лишь то, что обязательной и доминирующей врожденной связи между склонностью к депрессии и музыкальным талантом точно нет. Находки же исследователей предполагают, что, возможно, не в таких глобальных масштабах, как считалось прежде, но что-то в этом представлении есть.

Мифам о безумном гении и страдающем творце уже много веков. Еще древнегреческий драматург Эсхил писал, что «мудрость приходит через страдание». Джордж Байрон часто говорил, что «все мы, занимающиеся [поэтическим] ремеслом, безумны». В итоге мы получили очень живучую теорию, которая тесно связана с предыдущим вопросом, но, помимо сцепленности этих явлений, предполагает еще и плодотворность этого сочетания. Иными словами, люди верят, что человек искусства, чтобы творить, должен страдать и именно из боли рождаются лучшие работы.

Это предположение не обошло и музыку и укрепилось в ней особенно сильно. Пример тому – давно ушедшие рок-легенды, чьи бурные жизни были воплощением принципа «лучше быстро сгореть, чем медленно угаснуть». А началось это еще до них, с таких классических композиторов, как, например, Шуман, Малер и Рахманинов. Жизнь многих культовых музыкантов XX века была омрачена бедностью, тяжелым детством, неудачами, потерями, психическими травмами и другими страданиями; немало легенд страдали от различных душевных расстройств, в том числе и депрессивных. Обращаясь к этим переживаниям в своей музыке, они создавали нечто настолько искреннее и цепляющее, что эти песни начинали жить своей жизнью.

Сегодня мы стали чуть дальше от романтизированных рок-мифов вроде «Клуба 27», но наследие теории живет. Когда какой-нибудь музыкант завязывает с дурными привычками, усмиряет свой внутренний мрак и вообще оказывается в более психически благоприятном состоянии (яркий недавний пример – Пит Доэрти, вернувшийся из рехаба к музыкальной деятельности), в доброй половине новых рецензий или даже предсказаний огнем гореть будет та мысль, что теперь-то ему уже точно не написать ничего столь же хорошего, как было. Царствует идея, что счастливые и здоровые люди уже не способы на создание чего-то интересного. Некоторые предполагают, что без всех пережитых артистом тягот не было бы никакой музыки, а значит, они в какой-то мере полезны.

Подкрепляют убеждение иногда и сами музыканты. Вот что говорит Том Йорк о творчестве в депрессивном состоянии: «Иногда я пишу музыку в этом состоянии, потому что я страдаю [от депрессии]. Иногда это даже и не страдание. Это бонус. Мне действительно не нравятся люди, которые отвергают нашу музыку лишь потому, что она депрессивна. Потому что из этого чувства рождается большая творческая сила».

При этом сомневаться в данном мифе начинает каждый, кто хоть что-нибудь знает о настоящей депрессии и понимает, как сильно она отличается от обычной печали и сиюминутной хандры. До недавнего времени эти понятия вообще часто употреблялись как взаимозаменяемые, и многие люди только сейчас узнают, что депрессия не просто плохое настроение, которое приходит и уходит, а его обладатель красиво сидит у окна в полумраке и ловко генерирует грустные подписи для Инстаграма. Это болезнь, которая может продолжаться от нескольких недель до всей жизни. Один из ее симптомов – потеря мотивации. Страдающему от депрессии человеку бывает сложно даже просто подняться с кровати и приготовить себе что-нибудь поесть, не то что написать песню. А даже если он дотащит себя до музыкального инструмента, то, скорее всего, долго не продержится, будет недоволен результатом и по нисходящей спирали погрузится в еще большую ненависть к себе. В конце концов глубокая депрессия может даже привести к самому трагическому финалу, а не к вершине творчества. В общем, если мыслить реалистично, это не самая подходящая отправная точка для творчества.

Этот миф – одно из следствий романтизации депрессии и неправильного ее понимания. Творческие люди далеко не всегда благодарны небесам за такой источник вдохновения. Например, Ван Гог, страдавший от приступов тяжелой депрессии и ставший одним из самых известных несчастных творцов, рад этому вовсе не был и писал в письмах своему брату Тео: «О, если бы я мог работать без этой проклятой болезни, какие вещи я бы мог создать!» Вернемся к музыке: потенциал Joy Division мог бы раскрыться, пожалуй, куда более ярко, если бы депрессию Иэна Кертиса вовремя распознали и 23-летний музыкант не покончил бы жизнь самоубийством.

Такие идеи вредны в первую очередь для самих музыкантов. Веря, что все их лучшие песни рождаются не из таланта и труда, а из депрессии, они побаиваются признать болезнь проблемой и обратиться за помощью. Некоторым страшно, что, вылечившись, они потеряют себя, свою индивидуальность и музыкальные способности.

Неудивительно, что сейчас, когда психологическая грамотность людей стала расти, отношение к этой теории стало более негативным и как минимум скептическим. В то же время, судя по всему, это чуть более сложный вопрос, на который нельзя ответить простым «да» или «нет». Особенно учитывая, что ответ на предыдущий вопрос все-таки стремится к положительному.

Вот что пишет об этом Кей Редфилд Джеймисон, изучающая связь креативности с биполярным расстройством (держим в голове, что сама суть сказанного вполне актуальна и для депрессии): «У большинства маниакально-депрессивных пациентов нет выдающегося воображения, а большинство состоявшихся творцов не страдают от повторяющихся перепадов настроения. Предполагать, что такие болезни обычно усиливают творческий талант – значит лишь несправедливо поддерживать представления о ”безумном гении”. Что еще хуже, такое обобщение упрощает очень серьезную болезнь и в какой-то мере дискредитирует личность в искусстве».

И все-таки она признает, что окончательно отвергнуть эту концепцию было бы не совсем правильно: «Тем не менее недавние исследования показывают, что большое количество состоявшихся людей искусства – гораздо больше, чем можно было бы ожидать по случайности – подходят под диагностические критерии маниакально-депрессивного или большого депрессивного расстройства, указанные в DSM-IV. На самом деле, кажется, что эти болезни иногда могут улучшать креативность некоторых людей или каким-то другим образом содействовать ей».

О некоторых способах такого содействия мы уже поговорили выше. Вспомним, например, о предыдущем разделе статьи. Приведенные в нем мнения позволяют сказать, что в каком-то роде депрессия все-таки может быть полезна людям творчества. Вот только все же не сама она, а те общие свойства-источники, которые, по мнению некоторых исследователей, есть у нее с креативностью: чувствительность, склонность к размышлениям, непохожесть на других и т. д.

А если вернуться еще выше, мы вспомним, что сочинение музыки благотворно сказывается на уровне депрессии. Стало быть, этот процесс может привлекать музыкантов не потому, что сама депрессия нажимает волшебную кнопочку и запускает салют креативности, а потому, что это помогает им почувствовать себя лучше. Музыка – способ эскапизма, и сбежать от реальности в нее, оказывается, может быть не только приятно, но и полезно. Для человека, который ей занимается и любит это занятие, это доступный и естественный способ выпустить наружу часть переживаний. Такая «терапия» доступнее, дешевле и не ответит каким-нибудь «ты просто не стараешься» или «соберись, тряпка», от которого человеку становится только тяжелее. Возможно, именно поэтому музыка и творчество в целом манят людей, переживающих тяжелые времена?

Что же насчет того, что явно что-то не состыковывается в паре «отсутствие сил и мотивации при депрессии» и «взрыв креативной энергии»? Уже знакомая нам Шелли Карсон из Гарвардского университета объясняет это так: «Последние исследования расстройств настроения и паттернов креативности показывают, что, возможно, не сама депрессия, а выздоровление после нее вдохновляет на творческую работу. (…) Другими словами, креативная продуктивность связана с изменениями в настроении в лучшую сторону». То есть творчество разгоняется в момент либо отхода человека от депрессивного эпизода, либо во время перехода в состояние мании или гипомании при биполярном расстройстве. Такой подъем, как утверждает Карсон, бывает не только после депрессии. Добиться его можно и более гуманными методами: например, аналогичное воодушевление испытает здоровый человек, если подарить ему неожиданный подарок или еще как-то порадовать его.

Если держать в голове эти доводы и сопоставить их с общей картиной, возможно, станет проще понять, почему созидание привлекает музыкантов в депрессии и почему миф о «страдающем творце» сильно преувеличен и вреден.