RockCult встретился с лидером уральской группы Сансара Александром Гагариным и поговорил с ним о музыкальных эпохах, единстве поколений, провинциальных промоутерах и России.
— Начну несколько издалека. В 2008 году летом в студенческой общаге мы с товарищем разговаривали о текущей музыкальной ситуации в России. Мой собеседник вдохновленно предсказывал появление через два-три года российской сцены инди-групп. И действительно, через какое-то время появились такие коллективы как Motorama, Manicure, On-The-Go. Но по каким-то причинам они меня не устраивали. И вот в декабре в 2012 года я слышу ваш альбом «Игла» и понимаю, что вот оно — искомое! А потом я полез в Интернет, и выяснил, что вы начинали еще в конце 1990-х, в золотой век козыревского «Нашего радио».
— Мы не начинали. Мы были тогда как юнги на корабле.
— Как раз у меня и вопрос: вы себя к какой музыкальной эпохе относите?
— Вот сейчас есть какая-нибудь музыкальная эпоха?
— Ну, вот мы к ней и относимся. «Сансара» — это здесь и сейчас. Спросите нас через некоторое время, и мы будем относиться к той эпохе, в которой играем в конкретный момент.
— Ваш сегодняшний концерт приурочен к выходу The Best of — 2008-2013. Почему такие даты?
— Потому что в этот период мы более-менее осознано стали делать то, что хотим. А я внутри себя стал доволен результатом. Это такое собственническое, эгоистическое ощущение — «это мне нравится».
— У вас до 2008 года был большой период, когда вы тоже активно записывали материал. Есть желание его переиздать?
— Меня абсолютно устраивает и тот материал, который был до 2008 года. Есть желание его перепеть и перезаписать, потому что по каким-то причинам не всегда устраивает воплощение. Хотя я понимаю, почему этот материал уже в существующем виде может быть кому-то симпатичен.
— Я стал за «Сансарой» внимательно следить после «Иглы», и не очень в курсе того, как функционировала группа до того момента. Но сейчас складывается ощущение, что вы гастролируете как «Ласковый май» — в нескольких городах разными составами.
— Действительно так кажется? Я считаю, что мало.
— И, тем не менее, при достаточно активной гастрольной деятельности, почему вы не подвели итог периоду 2008-2013 «живым» альбомом? Почему в дискографии нет «живых» альбомов?
— Ну, во-первых, есть. Был такой альбом «Айсберги и радуги», который собственно и был основан на материале до 2008 года. Но тот «живой» альбом был записан составом, который вместе играл уже много лет. А сейчас группе по факту всего два месяца. «Живые» альбомы — это определенное время сыгранности.
Best of на сегодняшний момент является всё-таки лукавством. Подвести итоги его выходом это просто очень удобно.
Сейчас мы занимаемся новым материалом. Я очень доволен тем, что получается — и тем, что делаем в группе, и тем, что делаю лично я. Продолжаем сотрудничать с Феликсом Бондаревым. Но мне показалось, что нужно подвести черту. И людям это понравилось.
— В названии сборника лучшего стоит Part One. Из чего будет состоять Part Two?
— Как раз из материала до 2008 года. Видишь, мы придумали работу и себе и Владу, который рисует нам обложки. В общем, всё делается ради красивой картики.
— Что касается красивой картинки, то когда берешь в руки «Иглу», то понимаешь, что перед тобой большой альбом. Почему «Игла»?
— А я не знаю. Я прошу прощения, мы были с Феликсом в туалете, когда записывался альбом. Стояли перед зеркалом и рассуждали, что название должно быть точное и объемное. И Феликс предложил назвать альбом «Игла». Ну, я сказал, что отлично. Позвонили Владу, и к вечеру он сделал набросок обложки.
— Вернемся к вашей концертной деятельности. Я однажды слышал, что Борис Гребенщиков рассказывал такую историю, что когда он вернулся в начале 1990-х годов из-за границы, то начал ездить по нутрянной России с акустикой, создавая песни для «Русского альбома». В тот период он понял, что если сегодня что-то актуально в Москве или в Ленинграде, то это дойдет до условной Астрахани через три года, и неизвестно в каком виде. У вас поменялось восприятие страны из-за активной гастрольной деятельности?
— Я подозревал, что такое Россия.
Ты говоришь, что мы активно гастролируем, но это происходит последние полгода. Мы никогда не были до этого в Сибири, в Чите, в Барнауле, в Кемерово, во Владивостоке. И, да, это настраивает на определенный лад голову. Я думаю, он отличается от того, что происходит в головах в столице. Но это приятное теплое ощущение. Всё делают, всё меняют только люди. А с ними нам везет.
— Гастроли по России, встречи с новыми людьми дали сюжеты для новых песен?
— Да, одна из новых песен будет называться «Редактор русского Vogue». Я думаю, она будет на новом альбоме. Видишь, как бывает, что лучшие произведения о стране пишут вдали от нее. Гоголь писал в Италии. Герцен писал в Лондоне. А мы в глубинке пишем о столице.
— И как столица выглядит из глубинки?
— Ее там нет.
— Как оцениваете музыкальную жизнь в провинции? Вы из Екатеринбурга, но это всё-таки большой город.
— Да, Екатеринбург вырвался вперед. Некоторые, конечно, утверждают, что ничего нет. Но всё-таки какие-то движения, на мой взгляд, происходят.
Что касается провинции, то мы, наверное, неочень хорошо знаем местные сцены. Вот в Иркутске, например, очень хорошее концертное агентство Stage Action, которым руководит Аугуст Петров. Они привозят совершенно разных музыкантов — могут привезти нас, а могут «Арию». Если люди рискуют и организуют выступления совершенно разножанровых артистов, то понятно, что уровень устроителей концертов очень высок — они могут собрать публику на сильно отличающихся друг от друга музыкантов.
Что-то определенно меняется. Я, к сожалению, не могу назвать каких-то провинциальных музыкантов, за которыми мы отдельно следим. В этом смысле, мы варимся в собственном екатеринбургском соку. Мне интереснее рассказывать про Екатеринбург.
— Действительно, несколько лет назад загремели несколько уральских групп. Первыми на ум приходят «Сансара» и «Обе две».
— Ну, сейчас погремит и успокоится. Приятно, что я это застал, и мне довелось в этом участвовать.
— Считаете, что в Екатеринбурге была какая-то уникальная музыкальная эпоха?
— Я думаю, она еще не закончилась. Но все имеет это свойство, поэтому она рано или поздно сойдет на нет.
— Почему она возникла, почему закончится?
— Всё имеет свое начало и свой конец. Другое дело, что у каждого свое ощущение времени, поэтому возможно, что я ошибаюсь.
— Насколько нынешнее екатеринбургские группы взаимодействуют с музыкантами еще свердловского периода? Свердловск всё-таки был третьим по значению рок-городом советской России.
— Раньше я не замечал, что такое взаимодействие происходит. А сейчас есть ощущение, что люди разных поколений только-только начали знакомиться между собой. Протягивают друг другу руки. «Да, ты там ничего» — «А у тебя тоже были неплохие песни». И вот это происходит здесь и сейчас. Появилась S.G.T.R.K Media-Lab, являющееся в первую очередь детищем «Глюков». Сергей Бобунец в этом смысле делает очень многое, чтобы происходило слияние поколений на екатеринбургской сцене. Сейчас это чувствуется. И я этому рад, потому что есть много хороших песен, слов, нот в наследии той давней тусовки.
Я слышал, что недавно ребята из Motorama для своего сайд-проекта «Утро» записали песню «Наутилуса».
— Если верить «Википедии», то все ваши альбомы, начиная с 2008 года выпущены в виде интернет-релизов. Вам уже не нужны ротации на телевидении и радио?
— Но это до сих пор работает. Я удивляюсь, но работает. Люди слушают радио, смотрят телевизор. Это я живу в другом мире: я не смотрю телевизор уже лет 15, не слушаю радио, у меня нет автомобиля. Всё что я слушаю, находится как-то самостоятельно. Но реальностей много, и всё как-то уживается между собой.
— С кем из великих хотелось спеть в дуэте?
— Для Земфиры есть одна песня.
— У кого вы учились?
— Мне нравится думать, да так и есть, что мы учимся у восьмимесячного малыша, у официантов, которые подают нам кофе, у людей, которые нас любят или тем более не любят.
— Творчество вашей группы, на мой взгляд, очень светлое. Это установка?
— Таково ощущение.
